— Что вы имеете в виду?
— Тебе необходимо быть героем каждый день? Ты жаждешь эмоций от пребывания на задании?
Мне будет не хватать общения с парнями, но отслеживание беглецов, погони — все, что я делал этим утром с Кейджем — было не совсем моим. Это Яну нравилось вышибать двери; мне же доставляла удовольствие часть работы, связанная с защитой невинных, освобождением их от грязи. Это была та часть, от которой я испытывал удовлетворение, осознание того, что я помог кому-то начать жить заново.
— Мне нравится помогать людям, — ответил я.
Она кивнула.
— Ты будешь скучать по своему напарнику?
— Ну, вообще-то мы с моим напарником состоим в браке.
— Да, я знаю, — сказала она, удивив меня. — Но я имею в виду, будешь ли ты скучать по работе с ним в течение дня?
Я рассеянно коснулся швов на брови, и до меня вдруг дошло, что я не работал с Яном уже несколько недель. Казалось, что его одалживали ГСО для участия в их операциях практически ежедневно. Вот почему я хотел убедиться, что он хорошо поест утром, потому что он приходил с работы после меня, голодный как волк. Я больше не мог присматривать за ним в течение дня, потому что не видел его.
— Служба WITSEC — это связующее звено между социальными службами и несовершеннолетними свидетелями.
— Да, я знаю.
— Кроме того, в нашу компетенцию входят сообщения о жестоком обращении с детьми, включая физическую угрозу их жизни или пренебрежение условиями проживания, проблемы усыновления и такие вещи, как определение в колледж.
— Ну, мне пришлось отдавать Кабота, Дрейка и Джосуэ в колледж.
Она улыбнулась.
— Да, я знаю.
— Так что, по крайней мере, эту часть я могу сделать.
— Насколько я понимаю, ты сам когда-то был на попечении государства.
Я сердито посмотрел на нее.
— И как долго вы меня изучали?
— Как я уже говорила, Сэм давно подумывал о тебе в службе. Должно быть, ты сделал что-то, что произвело на него впечатление.
И снова это чувство удивления, потому что на деле я получал от него совсем другое отношение изо дня в день.
— Он всегда ведет себя так, будто я только и делаю, что злю его.
— Скорее всего, он больше беспокоится о том, что ты можешь пострадать.
— Пострадать?
— Угу-ум, — задумчиво протянула она.
— Не физически.
— Нет.
Я прочистил горло.
— Не думаю, что дело в этом.
— Ты был в системе, — заметила она. — В восемнадцать лет, окончив среднюю школу, ты остался без крова?
— Да.
— Значит, тебе некуда было податься, кроме колледжа.
Я кивнул.
— Ну, это может разбередить старые раны, тебе не кажется?
Я пожал плечами.
— Меня это не беспокоит. Это было очень давно.
— Но это совсем не то же самое, что видеть, как другие дети переносят свои пожитки из дома в дом, как это делал ты.
Я почувствовал стеснение в груди, вспомнив об этом, вспомнив, как покидал дома людей и чувствовал себя никем, моя одежда и безделушки хранились в мусорных мешках, что делало все еще намного хуже. Я ничего не стоил — как и все, что мне принадлежало, поэтому теперь все мое имущество было качественным.
Я слишком много тратил на обувь и носки, да на все, что угодно. Я знал это, но и знал почему. Вот почему люди становились скопидомами: потому что как только вы теряли все, не имея ни одной вещи, которую могли назвать своей, это клеймом выжигалось в вашей душе. В ту секунду, когда все менялось, как только вы могли позволить себе иметь все что угодно, покупать все что угодно, вы делали это снова и снова, пока пустота внутри не заполнялась полностью.
Мне повезло. Когда мне исполнилось восемнадцать, и я поступил в колледж, то повстречал четырех женщин, которые до сих пор оставались моими самыми близкими людьми. Мы жили вместе, и они делились со мной всем — от еды и денег до картин на стенах и ковров на полу, от своих телевизоров и игровых систем до того, чтобы подарить мне телефон на Рождество… мне показали, что настоящая награда — дружба, а не вещи, они приходят и уходят. Я не стал барахольщиком, хотя моя коллекция обуви довольно обширна, но другие дети, которых я не знал, также должны были усвоить эти уроки. На то, чтобы научиться доверять у меня ушло больше времени, доверие — это умение, которым я полностью овладел лишь когда в мою жизнь вошел Ян, но, возможно, я должен был чем-то пожертвовать. Заплатить цену, так сказать.
— Ты слишком много думаешь, — предупредила меня Прескотт.
— Да, есть такое иногда.
Она усмехнулась.
— Не часто, заметьте.
Морин глубоко вздохнула.
— Ну, завтра твой первый день здесь. Предлагаю тебе обсудить все с напарником и выяснить, что он думает по этому поводу. На данном этапе это временное назначение, и тебе решать, как все пойдет. Я знаю Сэма Кейджа, и он никогда не сделает что-то, не спросив тебя; он работает совсем иначе. Тебе просто нужно понять, чего хочешь ты.