— Я пытаюсь помочь вам, сеньора… или сеньорита — не имеет значения, — решительно заговорил комиссар. — Вы попали в пренеприятную историю, хотя и, насколько могу судить, не по своей воле. Мне известно все, что с вами произошло, но вы должны сотрудничать со мной, это необходимо. Если вы не поможете мне, я не смогу помочь вам, понимаете?
Я с трудом произнесла:
— Да.
— Что ж, хорошо, в таком случае не нужно больше плакать, и давайте перейдем к делу.
Я принялась утирать слезы краешком простыни. Комиссар дал мне минуту, чтобы прийти в себя. Как только я начала успокаиваться, он тотчас приступил к добросовестному выполнению своих профессиональных обязанностей.
— Вы готовы?
— Готова, — прошептала я.
— Итак, администрация гостиницы «Континенталь» обвиняет вас в том, что вы не оплатили счет на довольно внушительную сумму, однако это еще не все. Нам стало известно, что, по заявлению фирмы «Испано-Оливетти», вы разыскиваетесь за мошенничество, ущерб от которого составил двадцать четыре тысячи восемьсот девяносто песет.
— Но я, ведь я…
Комиссар остановил меня знаком, не пожелав слушать мои оправдания: это были еще не все новости.
— И, кроме того, вас разыскивают за похищение дорогих украшений из одного богатого дома в Мадриде.
— Нет-нет, это не я, то есть не так, то есть…
Из-за всего услышанного мои мысли начали путаться, и я не могла говорить связно. Комиссар, заметив мое полное замешательство, попытался меня успокоить.
— Знаю, знаю. Не волнуйтесь, не нужно ничего говорить. Я изучил все бумаги, обнаруженные у вас в чемодане, и это позволило мне в общих чертах восстановить картину событий. Я нашел письмо, написанное вашим мужем, или женихом, или любовником — короче говоря, человеком по фамилии Аррибас, кем бы он вам ни приходился, — и, кроме того, ознакомился с документами, подтверждающими, что драгоценности вам подарены и их бывший владелец является вашим отцом.
Я не помнила, что брала эти бумаги с собой; с тех пор как Рамиро взял их себе на хранение, я больше ни разу не видела их, однако, если они оказались в моем чемодане, значит, я сама их бессознательно туда положила, собирая вещи, перед тем как покинуть гостиницу. Я вздохнула с некоторым облегчением, подумав, что, возможно, в этих документах мое спасение.
— Поговорите с ним, пожалуйста, поговорите с моим отцом, — стала умолять я. — Он в Мадриде, его зовут Гонсало Альварадо, он живет на улице Эрмосилья, девятнадцать.
— В настоящий момент нам не удается его разыскать. Связь с Мадридом очень плохая. В столице творится бог знает что, и многих людей сейчас нелегко найти: кто-то арестован, скрывается или сбежал за границу, кто-то еще в пути, а то и вовсе умер. К тому же ваше дело осложняется еще и тем, что заявление на вас поступило не от кого-нибудь, а непосредственно от сына господина Альварадо — Энрике, если мне не изменяет память, — то есть, так сказать, вашего сводного брата. Да, Энрике Альварадо, все верно, — подтвердил свои слова комиссар, заглянув в записи. — Насколько мне известно, несколько месяцев назад служанка сообщила ему, что видела, как вы выходили из их квартиры очень взволнованная и с какими-то свертками: в них, как предположил Альварадо-младший, и были те самые драгоценности, и он считает, что его отец стал жертвой шантажа или какой-то аферы. Короче говоря, это довольно скверная история, но, думаю, документы, которыми вы располагаете, помогут вам оправдаться.
С этими словами комиссар достал из внутреннего кармана пиджака бумаги, полученные мной от отца во время нашей встречи несколько месяцев назад.
— К счастью для вас, Аррибас не забрал их с собой вместе с деньгами и драгоценностями — возможно, потому, что лично для него они вряд ли могли быть полезны, скорее наоборот. Наверное, ему следовало уничтожить эти документы, чтобы обезопасить себя, однако, вероятно, в спешке он просто не успел этого сделать. Так что вы должны быть ему благодарны, поскольку именно это спасло вас сейчас от тюрьмы, — с иронией заметил комиссар, прикрыл на несколько секунд глаза, словно взвешивая последние слова, и добавил: — Простите, я не хотел вас обидеть, я понимаю, что вам не за что благодарить человека, поступившего с вами подобным образом.