— Послушайте, я не знаю, на чьей вы стороне: за правительство или против него. — Его голос вновь обрел уверенность, и показавшаяся на минуту усталость, копившаяся, должно быть, все эти напряженные дни, опять стала незаметна. — Откровенно говоря, после всего, что довелось увидеть в последние недели, ваши политические взгляды мне абсолютно безразличны — меня это вообще не волнует. Я предпочитаю просто нести свою службу, держась от политики подальше — ею и так, к сожалению, занимается слишком много людей, — однако все, что сейчас происходит, в некотором смысле играет вам на руку: хоть в чем-то повезло, если можно так выразиться. Здесь, в Тетуане, центре восстания, до вас никому нет дела, и никто, кроме меня, не заинтересуется вашими отношениями с законом, которые, уж поверьте, выглядят весьма небезупречными. Настолько небезупречными, что в другие, более спокойные времена этого хватило бы, чтобы надолго упрятать вас за решетку.
Я попыталась возразить, не на шутку встревоженная, но комиссар не дал мне заговорить — поднял руку, прося не прерывать его, и продолжил свою речь:
— Полагаю, в Мадриде расследование большинства уголовных дел, кроме самых значительных, будет приостановлено — сейчас там все сконцентрировано исключительно на политике, и вряд ли кому-то захочется искать в Марокко предполагаемую мошенницу, завладевшую пишущими машинками фирмы «Испано-Оливетти» и драгоценностями своего отца. Несколько недель назад это были довольно серьезные преступления, но сейчас они ничего не значат по сравнению с тем, что надвигается на столицу.
— И что теперь? — растерянно спросила я.
— Прежде всего вам следует оставаться на месте, не предпринимать попыток уехать из Тетуана и постараться не доставлять мне проблем. Моя обязанность — следить за соблюдением порядка во вверенной мне части протектората, и я не думаю, что вы представляете для него угрозу. Однако на всякий случай не хочу терять вас из виду. Так что вы пока останетесь здесь и будете жить тихо и незаметно, не ввязываясь ни в какие истории. Учтите, это не просьба и не совет, а распоряжение — и прошу вас отнестись к нему со всей серьезностью. Это своего рода надзор: я не стану запирать вас в камере или сажать под домашний арест, так что вы будете пользоваться относительной свободой передвижения. Но при этом не должны покидать город без моего предварительного разрешения. Это ясно?
— И сколько это продлится? — спросила я, не ответив на вопрос комиссара. Перспектива остаться в чужом городе — в полном одиночестве и без средств к существованию — казалась мне просто ужасной.
— До тех пор, пока в Испании все не уляжется и не появится какая-то определенность. Тогда я решу, как с вами поступить, а сейчас у меня нет ни времени, ни возможности заниматься вашими делами. В ближайшее время вам следует разобраться только с одной проблемой — погасить долг, оставшийся в гостинице Танжера.
— Но я не в силах заплатить такую сумму, — чуть не плача, попыталась объяснить я.
— Мне это известно: я осмотрел ваши вещи и нашел лишь ворох одежды и несколько бумаг. Однако в настоящий момент вы единственная, кого мы можем привлечь к ответственности, а формально вы виновны не менее Аррибаса. Так что, ввиду его отсутствия, расплачиваться придется вам. И боюсь, я не могу избавить вас от этого, поскольку администрация гостиницы прекрасно осведомлена, что вы находитесь здесь, под моим наблюдением.
— Но он увез с собой все мои деньги, — всхлипнула я.
— Я знаю, но перестаньте же наконец плакать — сделайте одолжение. В своем письме Аррибас сам все объясняет: он не скрывает, что собирается поступить с вами самым бессовестным образом, присвоив все ваши деньги и оставив вас без гроша, бросив на произвол судьбы. Да еще и с ребенком, которого вы в результате потеряли, едва сойдя с автобуса в Тетуане.
Увидев смятение на моем лице, залитом слезами боли, горечи и разочарования, комиссар спросил:
— Вы не помните этого? Я встречал вас на станции. Из жандармерии Танжера нам сообщили, что вы должны объявиться у нас в городе. Насколько мне известно, носильщик из «Континенталя» рассказал администратору, что видел, как вы уходили из гостиницы в большой спешке и выглядели притом как-то странно. Администратор сразу забил тревогу, и вскоре выяснилось, что вы покинули номер, не собираясь больше туда возвращаться. Поскольку долг в гостинице у вас остался внушительный, администратор тут же обратился в полицию; они нашли таксиста, отвезшего вас к автобусу «Ла-Валенсьяна», направлявшемуся в Тетуан. В обычное время я послал бы кого-то из своих людей задержать вас на станции, но сейчас, в эти трудные и неспокойные дни, стараюсь контролировать все лично, поэтому решил сам отправиться на встречу. Едва выйдя из автобуса, вы потеряли сознание, и я доставил вас в эту больницу.