— Можете быть спокойны, дон Клаудио, Канделария обо всем позаботится. Не знаю, правда, пока, где ее разместить, но вы не переживайте, у меня она будет как у Христа за пазухой.
Смиренные заверения хозяйки не показались комиссару достаточно убедительными, и он решил еще немного закрутить гайки, чтобы все окончательно прояснить. Подняв указательный палец, он посуровевшим голосом изрек последнее предупреждение, на которое уже нельзя было ответить шуткой:
— Будьте осторожны, Канделария, и не играйте с огнем: эта история и так доставила мне много хлопот, и я не хочу, чтобы возникли новые проблемы. Не вздумайте впутать эту девушку в свои сомнительные делишки. Вы обе не слишком благонадежны, так что я буду следить за вашим поведением очень пристально. И если хоть что-нибудь покажется мне подозрительным, быстро упрячу вас в камеру, и тогда уже никто вас оттуда не вытащит. Вы все уяснили?
Мы обе невнятно пробормотали нечто вроде «да, господин комиссар».
— В таком случае оставляю вас, и следуйте моим указаниям; как только здоровье позволит, обязательно найдите работу — и чем скорее, тем лучше.
Комиссар посмотрел на меня, и мне показалось, что он несколько секунд колебался, не протянуть ли на прощание руку. Но очевидно, решил этого не делать и закончил нашу встречу единственной скупой фразой, содержавшей одновременно и совет, и обещание:
— Берегите себя, потом поговорим.
После этих слов дон Клаудио вышел из прихожей и легко сбежал по лестнице, поправляя на голове шляпу. Мы молча наблюдали за ним с порога, пока он не скрылся из виду, и только собирались вернуться в прихожую, как снизу, где стихли последние шаги комиссара, донесся его голос, раскатисто прогремевший в лестничном пролете:
— Смотрите у меня, обеих посажу за решетку, и никакие высшие силы вам тогда не помогут!
— Чтоб тебя, паразит, — произнесла Канделария, захлопнув дверь ловким движением своего внушительного зада. Потом посмотрела на меня и нехотя улыбнулась, пытаясь приободрить. — Невыносимый человек, он у меня уже в печенках сидит: везде сует свой нос, все про всех знает, никакого спасения от него нет.
Канделария так глубоко вздохнула, что ее пышный бюст сначала невероятно надулся, а потом вернулся к прежним размерам, словно у нее под платьем находилась пара воздушных шаров.
— А ты давай проходи, дорогая, — пожалуй, поселю тебя в одну из дальних комнат. Ох, проклятое восстание, из-за него все перевернулось у нас с ног на голову — ужас, кровь, война, черт бы ее побрал! Скорей бы это закончилось и мы бы зажили как прежде! Да, вот что, сейчас мне придется тебя покинуть, у меня кое-какие дела, ты пока здесь располагайся, устраивайся, а когда я вернусь к обеду, ты мне все не спеша про себя расскажешь.
Канделария выкрикнула несколько слов по-арабски, и на ее зов из кухни, вытирая руки о тряпку, появилась марокканская девушка лет пятнадцати. Они принялись вдвоем наводить порядок и менять постель в крошечной душной каморке, которая с этого дня должна была стать моей спальней. И вскоре я уже устраивалась в этой комнате, не имея ни малейшего понятия о том, сколько времени мне предстояло там провести и по какому руслу суждено теперь пойти моей жизни.
Канделария Бальестерос, более известная в Тетуане как Канделария-контрабандистка, была, по ее собственному выражению, стреляным воробьем и прошла огонь и воду. Ей исполнилось сорок семь, и она считалась вдовой, хотя и не была уверена, что ее муж действительно скончался от пневмонии во время одной из своих частых поездок в Испанию, как сообщалось в письме, пришедшем из Малаги семь лет назад. Кто мог поручиться, что это не липа, состряпанная ее бесстыжим благоверным, пожелавшим исчезнуть так, чтобы его никто не искал? Когда-то они, бедные поденщики, работали на оливковых плантациях Андалусии, а потом, уехав оттуда в поисках лучшей доли, поселились в протекторате после Рифской войны, в двадцать шестом году. С тех пор оба пытались зарабатывать на жизнь самыми разными способами, правда, не очень успешно, и все скудные заработки муж Канделарии без зазрения совести тратил на выпивку и публичных женщин. Детей у них не было, и когда Франсиско исчез, оставив ее одну и без связи с Испанией, откуда шел контрабандный товар, Канделария решила снять дом и сдавать недорогие комнаты с полным пансионом. Однако это не означало отказ от привычного занятия: она по-прежнему покупала и продавала, перекупала и перепродавала, выторговывала и обменивала все каким-либо образом попадавшее ей в руки: монеты, портсигары, марки, авторучки, чулки, часы и зажигалки сомнительного происхождения и туманной судьбы.