Изольда погладила меня по руке.
— Я уже говорила тебе, что это обыкновенная влюбленность, мой хороший. Да, она противоречит твоему характеру, и поэтому странно воспринимается. Но скоро это пройдет.
— Нет, не пройдет. Потому что я люблю тебя, Изольда. Увы, мне хорошо известно, что это за чувство. И, если влюбленность когда-то приносила мне положительные эмоции, то любовь приносит мне только боль. Самую разную боль. Положительные эмоции всегда одинаковые. Радость, счастье. Они однообразны. А вот боль каждый раз разная. У нее так много оттенков, так много масок. Ты живешь и думаешь: когда же ты получишь по голове в очередной раз? Кем она будет, эта женщина, рядом с которой ты вспомнишь, как нашел свою невесту в ванне с перерезанными венами и опоздал всего лишь на пять минут? Или другую женщину, ту, с которой четыре года жил под одной крышей, к ногам которой ты положил все, что у тебя было, а она лгала тебе каждый день и убила твоего еще не родившегося ребенка? Какой она будет, эта женщина? Как ее будут звать, какая у нее будет улыбка, как будет пахнуть ее кожа? Откуда она придет, куда и когда она уйдет — и какую боль она тебе причинит? Что это будут за ощущения? Новизна… мы ведь с тобой оба любим разнообразие, да?
Изольда села и отряхнула ладони.
— Ты любишь толькосебя, Вивиан, — сказала она. — Твои желания — вот что для тебя важнее всего. Ты слишком сосредоточен на себе, чтобы кого-то любить. А хороший секс — это еще не любовь.
— Разумеется, ты знаешь, что такое любовь. Ты вообще помнишь, что это за чувство? Кого ты любила? Уильяма? Может, Саймона?
— Сейчас тебе лучше заткнуться, Вивиан.
Но я пропустил ее слова мимо ушей и продолжил, как ни в чем не бывало.
— Или ты любила своего мужа? Или ты тоже, как и я, любишь только себя, но слишком падка на хороший секс?
Изольда влепила мне пощечину и резко поднялась.
— Ты ничего не знаешь о моем муже, — сказала она. — Ровным счетом ничего. Ничегошеньки! То, что я тебе рассказывала, ровным счетом ничего не значит! Я всем рассказываю эту чертову историю! Всем! Эта ложь уже стала частью меня, я уже почти верю в нее сама! — Она подошла ко мне и, опустившись на колени, чуть наклонилась вперед. — Хочешь узнать, что произошло на самом деле?
— Если тебе тяжело об этом говорить, я…
— Время, проведенное с ним, было самым счастливым в моей жизни. Так я не любила ни одного мужчину. Все эти пять лет я знала, что есть человек, которому я могу рассказать все — и он поймет меня. Он интересовался каждой мелочью, которая произошла у меня на работе, замечал, что я немного изменила прическу… он был самым лучшим любовником из всех мужчин, которых я знала. Создавалось ощущение, что он знал все мои желания, чувствовал меня так тонко, будто я и не другой человек вовсе, а его часть. А потом… его мучили головные боли, и он решил пойти к врачу. Врач отправил его делать кучу проверок, в результате которых ему диагностировали опухоль мозга. По словам онколога, неоперабельную. — Она убрала за уши разметавшиеся пряди волос. — И тут Оскара будто подменили. Он замкнулся в себе, стал уделять мало внимания работе, потерял интерес к окружающему миру. Правда, наши с ним отношения остались такими же, какими они были до этого. Он до сих пор делал мне сюрпризы, дарил подарки… пока однажды не сказал, что хочет развестись. Почему? Потому что с таким диагнозом он станет обузой, а он не хочет, чтобы я страдала. Мы подписывали брачный контракт, так что развод был сложной процедурой, мы буквально поселились в офисе у адвоката. А вокруг нас крутились журналисты — мы уже тогда были известными бизнесменами. Что мы могли им сказать? Разумеется, нужно было выдумать красивую ложь. Семейные проблемы, не поделили драгоценности, любовников, любовниц, поссорились из-за невымытой посуды, не смогли обзавестись детьми. Мы каждый день, каждый чертов день вдохновенно врали перед камерой, каждый день давали одни и те же ответы на одни и те же вопросы. Трудно даже представить себе, сколько нервов у меня вымотал этот развод. Потом мы с Оскаром, конечно, общались… он приезжал ко мне в гости, я навещала его на новой квартире… пока однажды ночью меня не разбудил телефонный звонок от его сестры. Она сказала мне, что он покончил с собой. У нее был ключ от его квартиры, она звонила, но без ответа, и тогда она открыла дверь своим ключом. На тот момент он уже был мертв, но «скорую» все же вызвали. За неделю до этого он полностью изменил свое завещание, переписал на мое имя все деньги и всю недвижимость. И знаешь, что он написал в предсмертной записке? «Я знаю, что неправ, Изольда, но я не могу поступить иначе. Надеюсь, ты меня простишь». «Надеюсь, ты меня простишь», черт побери! И завещал мне все свои чертовы деньги — будто это могло что-то изменить!
Изольда снова села рядом со мной. Первые несколько секунд она сидела прямо, а потом ссутулилась и закрыла лицо руками. Моей первой мыслью было погладить ее по волосам или обнять, но я почувствовал, что это будет лишним.
— Ты его не просила? — спросил я.
— Не знаю. Думаю, что простила… уже давно. Но я до сих пор его люблю. В каком-то смысле. Ты знаешь, как…
— Да, я знаю, — перебил я. — Знаю.
Она в очередной раз тронула мои пальцы — в этом жесте было что-то материнское, и поэтому он меня раздражал. По крайней мере, потому, что в такие моменты она говорила неприятные вещи.
— Теперь ты понимаешь, что в твоих чувствах нет смысла, Вивиан? — спросила она.
— Не знал, что в чувствах бывает смысл.
— Поверь мне, бывает. И в твоих чувствах смысла нет. Это просто плод твоего воображения. Я люблю только одного мужчину. А ты любишь только одну женщину. Жизнь вокруг меняется, а в нас остаются прежние чувства. Они уже не те, какими были когда-то, но мы до сих пор держимся за них. Сложно сказать, почему. Но одно я могу сказать тебе точно: нам лучше быть несчастными поодиночке.
Я в задумчивости примял траву носком ботинка.
— Никак не могу придумать что-нибудь более-менее циничное для такого случая. А я ведь должен поддерживать традиции?
— И не надо придумывать ничего циничного. Завтра я отдам тебе остальные документы.
— Остальные? — не понял я.
— Да. Я оформила бумаги на тебя и Адама. Стивен будет помогать вам с организационными вопросами, но только потому, что он знаком со спецификой здешних дел. В скором времени вы вступите в полновластное владение заведением.
Изольда достала из пачки сигарету и закурила, по-прежнему глядя перед собой.
— То есть, компаньонами мы не будем? — спросил я.
— Нет. У меня больше не будет компаньонов. Потому что у меня больше нет бизнеса. Все, что у меня было, я передала Брэду. Оставшиеся клубы — Стивену. Я уже заказала билет и собрала вещи. Завтра вечером я уезжаю в Германию, буду жить в том же городе, где находится мамина клиника. Хочу быть ближе к ней. Ей недолго осталось, так что… сам понимаешь. — Она сделала пару затяжек. — Кроме того, этот город… с ним многое связано. И я хочу попытаться оставить это позади. — Она посмотрела на меня. — И, может, ты наконец-то решишь оставить свое захолустье и переехать сюда?
— В этот шум и гам?
— Ты можешь купить квартиру в тихом районе — их тут предостаточно. Или даже дом за городом — думаю, это тебе по карману. Будешь сидеть зимним субботним вечером в своем кабинете, пить глинтвейн и писать мне письмо. Совсем как аристократ из прошлого века.
Я тоже закурил и посмотрел на огонек сигареты, мелькавший в темноте.
— Я подумаю над твоим предложением.
— Как только устроюсь на новом месте, сообщу тебе свой адрес.
— Обещаю писать как можно менее медицинским почерком.