Со своей ленинградской пропиской Февзи в административных конторах Старого Крыма, с которыми он контактировал по делам службы, считался уважаемым и привилегированным гражданином. Несомненно, если бы эти достойнейшие товарищи из горсовета или другого подобного учреждения, пристальнее приглядевшись, узнали бы в Февзи крымского татарина, то полетели бы во все инстанции доносы, и вылетел бы наш везунчик не только из Крыма, но и, возможно, из Ленинграда - и еще неизвестно, где бы приземлился.
Сознавая это Февзи, тем не менее, думал о том, что пора, пора реализовать завет старого Мурата-эмдже и привезти в Крым из Узбекистана жену, народить с ней детей. Ну не будет он при этом на всех углах кричать, что он татарин, но зато возникнет на родине семья, которая будет едва ли не единственной крымскотатарской семьей на поруганной родине - первым росточком. Трудности, которые могли при этом возникнуть из того обстоятельства, что у него здесь не было своего жилья, его не пугали – трудности разного рода всегда сопровождают человека в его жизни и не являются достаточным основанием для того, чтобы не обзаводиться семьей не рожать детей.
В Узбекистане действовало национальное Движение крымских татар, но о нем Февзи знал очень мало.
Глава 18
Много исторических ступеней миновала страна за те годы, которые прошли в нашем неспешном повествовании, совершившем в конце второй главы скачок назад - тогда от Камилла, глядящего в иллюминатор воздушного лайнера, мы перескочили в год сорок девятый, в конце которого юноша оказался в камере предварительного заключения чинабадской госбезопасности.
В эти без малого двадцать лет вместились и годы новых массовых репрессий, и смерть товарища Сталина, вдохновителя и организатора всех наших деяний, и разоблачения, прозвучавшие на Двадцатом и Двадцать втором съездах Компартии, и последующие годы оттепели, и свержение реформатора Хрущева, и начало долгого, долгого конца.
Мы уже знаем, как нелегко стал наш герой студентом, знаем о том, как с основанной ташкентскими студентами организации начиналась национальная борьба крымских татар. Тогда, после получения Камиллом и его товарищами дипломов о высшем образовании их, зачинателей национально-освободительного Движения, всех загнали в удаленные регионы Узбекистана, где практически не проживали крымские татары. Камилл, которого распределили в Сурхандарьинскую область, естественно, не поехал в эту глубинку, справедливо полагая это распределение ссылкой. Он скрывался в одном из близких к Ташкенту горных поселков, преподавал физику в вечерней школе для рабочей молодежи. Он приезжал в Ташкент каждую пятницу поздно ночью после проведенных вечерних уроков и предполагал, что его местопребывание органам неизвестно. Встречался он только с другом Виктором, который однажды поведал ему, что недавно в случайном, якобы, разговоре малознакомый человек спрашивал о нем.
- Знать не знаю, - отвечал Виктор. - Уже несколько месяцев, как о Камилле ни слуху, ни духу.
То ли Виктора проверяли, то ли действительно не знали, где находится Камилл. Если так, то серьезных поисков, видно, не предпринимали, а то бы нашли, разумеется. А с другой стороны – если никто не выдал, то и найти его было не так уж просто! Только если запустить механизм всесоюзного розыска, но не стоил Камилл того.
Встречался Камилл в компании с Виктором и с девицами, но те и вовсе не знали его, чего с них взять! Однажды при очередном знакомстве Витька отрекомендовал своего друга как «Адольфа Шикльгрубера», но это не произвело на девиц никакого впечатления. Так что с этой стороны Камиллу тоже ничего не грозило.
В зимние школьные каникулы Камилл поехал в Центр, в главные города – тогда билеты на железнодорожные поезда продавали без предъявления паспорта, так что и здесь не обязательно было засветиться. В Ленинграде известный академик, ректор университета, дал ему программу по теоретической физике и год на подготовку к экзаменам в аспирантуру. В одном из серьезных московских физических институтов он тоже получил экзаменационную программу. Ему больше импонировал ленинградский теоретик, но по возвращении в Ташкент вопрос был решен в пользу Москвы по той причине, что отец его, профессор-гуманитарий Афуз-заде, был приглашен в Москву с предоставлением квартиры. Это определило выбор Камилла, который не хотел разлучаться с родителями.
Еще в Ташкенте, после его возвращения из горного поселка и легализации в городе, к нему приезжали участники Движения из Беговата, из Самарканда. Камилл говорил им, что в ближайшее время должен покинуть Узбекистан, и ребята молча, с явным осуждением выслушивали его. Камилл чувствовал себе очень неловко, не спал ночами. Но он знал, что с прекращением работы центрального «штаба» созданной им организации, национальное движение в Ташкенте не распалось, выросли «молодые кадры». Был, правда, период спада, но теперь институтские и заводские организация оживились, искали свой путь, расширялись численно и пробовали новые методы борьбы – именно о таком развитии он и его соратники мечтали, когда создавали Первую Организацию. К сожалению, появились и первые серьезные жертвы, но вызревал новый, более высокий этап народной борьбы, и жертвы, конечно, были неизбежны.