Из старых, еще из узбекистанской поры, товарищей только он, Валентин, и оставался у Камилла в Москве. Оба они были из числа неочарованных государством и тем нам интересны.
Созвонившись с вечера, друзья договорились просмотреть на раннем утреннем сеансе новый кинофильм, чтобы потом поспешить в научные залы Библиотеки имени Ленина. Однако на выходе из метро их внимание привлекла палатка, коварно предлагавшая спешащим по разным своим делам москвичам недавно завезенные запотевшие бутылки «Жигулевского» и готовящиеся в высокой электрической кастрюле приятно пахнущие сосиски.
Заглянув в заинтересованные глаза не произнесшего, однако, ни единого слова Валентина, более непосредственный Камилл предложил опорожнить по паре бутылок пивка и убедиться, что вкус свежеотвареных сосисок столь же хорош, как и испускаемый ими аромат.
- Почему бы и нет, - не стал возражать Валентин. – Управимся и пойдем на следующий сеанс.
И пиво было отменным, и сосиски с тушеной капустой шли под него замечательно. Разговор шел на всякие незначительные темы. Потом конкретизировались на знакомых и малознакомых девушках, наконец, как положено на Руси, перешли к легкому разговору о политике.
- Да, кстати, мне сегодня вечером принесут статью одного физика, академика Сахарова. Самиздатовскую рукопись, конечно, - Валентин отковырнул о металлический край столика крышку с очередной бутылки.
- А-а, знаю…
- Откуда ты знаешь? «Размышления о прогрессе и об интеллектуальной свободе» называется, антикоммунистическая…
- По Би-би-си или по «Голосу» слышал. – Камилл допил пиво из стакана. – А ты, я вижу, все еще не слушаешь вражьи голоса…
- Я из первоисточников информацию получаю.
- О-о!
- Да, вот так.
- А о событиях в Чехословакии тебе сам Дубчек сообщает?
- Ага, он. И ты кое-что добавляешь.
- Пора мне подарить тебе «Спидолу», черт возьми!
- Я не против. А пока что завтра с утра приходи, расскажешь вражьи новости и получишь рукопись, но только до послезавтрашнего дня, строго.
- Я тебя когда-нибудь подводил? Авторханова даже не дочитал.
- У тебя же целая ночь была! – Валентин наполнял стаканы, сосредоточенно дожидаясь, пока осядет пена.
- Ты очкарик, тебе легче. А у меня к рассвету глаза уже отказали. Шрифт идиотский, мелкий, да и фотокопия отвратительная, - заметил Камилл.
- Эх, если бы иметь доступ к копировальному аппарату, - отреагировал Валентин на это замечание. - У вас в институте тоже такой есть, наверное?
- Есть. Ксерокс называется.
- Ага. У нас контроль за этим ксероксом невероятный. Заведует им один мудак, явно из кагебешников. Порнографию за денежки размножает, а с антисоветчиной к нему идти не стоит.
- И деньги возьмет, и продаст, - недобро засмеялся Камилл.
- Ага. Но аппарат удивительный! – восторженно воскликнул Валентин.
Камилл задумчиво жевал смазанную горчицей сосиску.
- Вот что, - произнес он, запив последний кусок последним стаканом пива. – Я у тебя возьму с утра рукопись этого Сахарова и попробую у себя размножить. У нас на ксероксе девица, у меня с ней хорошие отношения.
- Дерешь ты ее нещадно, так и скажи…
- Нет, ничего подобного. Однако влюблена. Но я не могу всех обслуживать, тем более вспомогательный контингент.
- Ну, циник! Ладно. Так сможешь хотя бы два новых экземпляра сделать? Это важно!
- Постараюсь.
Камилл бумажной салфеткой вытирал губы, с сожалением глядя на опустевшую бумажную тарелочку. Валентин поймал его взгляд.
- Может, повторим?
- Почему бы и нет? - произнес Камилл любимую фразу Валентина под его одобрительный смех.
Для орошения порций сосисок с капустой понадобилось по две очередных бутылок холодного «Жигулевского» на брата, потому что жара набирала силу, и кто знает, чего ожидать к полудню.
До начала очередного сеанса оставалось минут тридцать, и молодые мужчины, имевшие намерение, как уже было сказано, с утра после небольшой культурной разрядки идти в родную «Ленинку», поспешили к кинотеатру, немножечко комплексуя по поводу потерянного времени. Каково же было их удивление, когда оказалось, что на этом очередном сеансе вместо ожидаемого советского детектива будет демонстрироваться двухсерийная американская версия «Войны и мира» с Одри Хепберн.