- Этменъиз, балалар! Не надо, дети! – он знал, к чему они готовятся.
Когда арба проезжала уже последние дома села, дети начинали громко мяукать, а возница огревал лошадей кнутом, и арба, подпрыгивая на ухабах, быстро покидала территорию Шумы.
Интрига заключалась в том, что, якобы, когда-то соседи накормили жителей Шумы жарким из кошки, выдав ее за зайчатину. С тех пор и появилась эта дразнилка…
«А как теперь дразнят жителей этой Верхней Кутузовки?», с неприязнью подумал Камилл.
…В Ялте Камилл не пошел устраиваться в гостиницу по известной причине, а спросил у местного жителя, где тут можно снять жилье. Местный житель направил его на «биржу» частных квартиросдатчиков. Зайдя по пути перекусить в кафе, он разговорился с соседом по столику, и тот, узнав в нем земляка-москвича, посоветовал ехать в Алупку.
- В Ялте вы снимете койку где-нибудь у черта на куличках, а в Алупке отдыхающих мало, там и жилье качественнее, и цены ниже, - рассказывал Камиллу приобретший уже опыт москвич, и добавил: - Да и природа там лучше - море чистое и горы над головой.
Так или иначе, но Камилл решил послушаться совета, тем более что в Алупке он, кажется, никогда не бывал. Он еще с часик побродил по ялтинской набережной, узнавая балконы в гостиницах, где он когда-то жил с родителями. Нашел он и «Сад Эрлангера», где размещался престижный Дом Отдыха, и вспомнил, как в оранжерее этого «Сада» он собирал и ел клубнику прямо с грядок – для городского ребенка, до того видевшего ягоды только на тарелке, это было незабываемо. В этом «Саду Эрлангера» его папа имел именной номер как деятель культуры, способствовавший превращению разрушающейся усадьбы в престижный Дом Отдыха.
Потом он спустился на пляж, примыкающий к заполненной людьми набережной, оставил вещи на присмотр какой-то расфуфыренной даме средних лет, и разок проплыл до буйков и обратно – вода была еще холодна. Потом, съев пару грубых якобы чебуреков – чего только не станешь есть в нынешней Ялте! – отправился на автостанцию, откуда на маленьком старом автобусе поехал в Алупку.
Ай-Петри, который с территории Ялты видится башенкой над контрфорсом старинного замка в Алупке, действительно, нависал над головой, напоминая величественный трон великана. Но нет, не трон, нет…
Камилл вспомнил строки из сонета Адама Мицкевича:
Минарет Аллы… Нужно обладать большой поэтической фантазией, чтобы обширное плоское навершие Чатырдага сравнить с минаретом. Однако это название, действительно, очень подходит к Ай-Петри!
Ай-Петри – это вознесшийся над Крымом минарет!
Камилл восхищался горной грядой над Алупкой, любуясь и озаренной солнцем короной Ай-Петри, и загадочностью его абриса на фоне неба, освещаемого ушедшим за гору солнцем, и волшебным мерцанием звезд, окружающих зубчатый контур в ночную пору…
Поселился он в хижине неподалеку от Алупкинского Дворца, пленяющего своим сказочным мавританским стилем. Раз в день спускался он по живописной тропе на маленький и каменистый алупкинский пляж, окунался в холодное море и, получив заряд бодрости, неспешно поднимался в парк. Ночью он долго не мог уснуть, и все же просыпался на рассвете, чтобы выйти в ночную прохладу и, усевшись на пригорке, ждать появления встающего из-за моря солнца.
В последние свои сутки пребывания в Алупке в конце теплой ночи, когда еще только поднялась над горизонтом звезда Чолпан – планета Венера, Камилл взошел на облюбованный им высокий склон встречать восход. С гор дул легкий бриз, неся запах лаванды – там, за Ай-Петри начинали зацветать поля этой травы. На темной поверхности моря, сливающейся у горизонта с темным еще небом, светились огоньки неподвижно лежащих в дрейфе небольших судов – сейнеров и пограничных сторожевиков. Камилл лег, запрокинув голову, на расстеленную куртку и глядел на звезды, пока небо не стало светлеть. В одно из мгновений той поры, когда заалевший горизонт четко выделил границу между бездонным небом и морской гладью, слух Камилла уловил эхом откликнувшийся над горами призыв: