И еще немалую опасность, с точки зрения Ефима и малого числа его единомышленников, среди которых была возвращенная им в школу литераторша Александра Николаевна, представляли школьные концерты. Самодеятельность в школе была на высоте, и тут уж никакая цензура не могла оградить от ехидного скетча или бьющих прямо в цель реплик – все шло, так сказать, «в прямом эфире». А школьные комсомольские собрания? Нет, не было на этих собраниях полного засилья дирекции и партийного комитета. Дерзкие старшеклассники держали себя в значительной мере независимо, много самостоятельности себе позволяли и в организационных, и в идеологических вопросах.
И не только в этом городке вблизи Ташкента, но и в большинстве далеких от Москвы регионах молодежь в начале пятидесятых годов была именно такой – вольнолюбивой и смелой. Между прочим, именно человек из Ставрополья, да еще другой, с Урала, расшевелили в свое время застоявшееся общественно-политическое болото. Но, конечно, в те давние годы, о которых наше повествование, перспектива больших изменений в Советском Союзе не только была сомнительна, но и мечтать о таких изменениях позволяли себе очень уж большие фантазеры.
Отношения ученика Афуз-заде и директора школы имени Сталина давно уже стали в высшей степени неприязненными. Афуз-заде в самом начале учебного года даже собирался демонстративно перейти в ту самую школу имени Горького, в которую уже становилось традицией уходить из школы имени Вождя в знак протеста. Но его тогда завел в свой кабинет завуч Ким и без обиняков сказал, что ученики и учителя седьмой школы с нетерпением ждут повторения прошлогоднего скандала с перебежкой к ним лучших учеников выпускного класса из двенадцатой школы.
- Вместе с тобой еще несколько десятиклассников покинут нашу школу, - говорил Виктор Петрович. – А ведь не один год мы соперничали с ней, с горьковской школой, одерживали победы в спартакиадах и на олимпиадах. Ты сам был участником этих сражений, Камилл. Что же теперь? Пусть все достается нашим соперникам?
Виктор затронул самые чувствительные струны камилловой души. Парень и сам неоднократно задумывался над тем, что он идет в стан давних противников, которые, впрочем, всегда относились к нему с уважением и примут его с радостью. Но Камилл знал также, что между собой горьковцы будут злорадствовать и тайно торжествовать победу. Эта была бы их победа над Ефимом Яковлевичем, а не над Камиллом, но все же…
- А Ефим Яковлевич теперь не будет придира…, не будет слишком строг к тебе, - добавил завуч.
И подумал Камилл, что такого математика, как Виктор и такого физика, как Василий Семенович в его тамошней школьной жизни не будет.
- Я остаюсь, - сказал он кратко, и вышел взволнованный из кабинета завуча.
Да, всем видных явных враждебных действий против Камилла директор более не предпринимал, но начал интриговать против него на другом уровне…
Однажды в мерзкий для всех спецпереселенцев день месяца Камилл посетил спецкомендатуру, поставил свою подпись в журнале, тем самым удостоверяя советскую власть в том, что поднадзорный Афуз-заде, ученик десятого класса школы имени И. В. Сталина, помнит о своей второсортности по коммунистическому «табелю». Но, наверное, точнее будет говорить о третьесортности, так как второсортными были все другие «нацмены» при первосортном «старшем брате» - великом русском народе. Для сомневающихся в своей второсортности узбеков, казахов и прочих молдаван во всех столицах этих союзных республик висели огромные плакаты с неизменным текстом: «Слава великому русскому народу!». Третьесортные же граждане своей социалистической родины, такие, как крымские татары, а еще калмыки, чеченцы и прочие карачаевцы, находились под гласным жандармским надзором, не имели права пересекать границы определенного им для проживания административного района, должны были каждый месяц проходить регистрацию в спецкомендатуре.