В общем, полночи не спал господин Нияз, не ведая, повезло ли ему с этим Исматулло или ничего из этого дела не выйдет?
Назавтра около полудня Исмат, пребывающий в запертой комнате рядом с кабинетом начальника, услышал звук приближающегося автомобиля и увидел в окно, как новенький "виллис" щегольски развернулся и резко притормозил. Из-за баранки соскочил бравый мужчина лет пятидесяти, в военной форме, подтянутый, и быстрым шагом зашагал к крыльцу. Исмат услышал в коридоре топот ног - это весь небольшой штат полицейских устремился навстречу прибывшему чину из жандармского управления.
Конечно же, гостя за конфиденциальным разговором угощали чаем. Только через час по прибытии жандарма Исмат был введен в кабинет. Круглолицый, с чисто выбритой головой жандармский чиновник не ответил на приветствие перебежчика, в то время как Нияз приветливо пригласил пришельца из-за кордона сесть поближе к столу.
- Ну, Исматулло, расскажи господину Реза о себе.
Жандарм Реза, между тем, с подчеркнутой подозрительностью исподлобья глядел на облаченного в бедный дехканский наряд перебежчика.
Исмат обратился к полицейскому:
- Господин Нияз, могу я говорить по-узбекски?
Наверное, этот вопрос уже обсуждался двумя представителями власти, потому что Нияз сразу, без согласования с высокопоставленным посетителем, ответил:
- Господин жандарм знает узбекский язык.
Исмат кратко, как и вчера, начал рассказывать о себе, начиная со дня своей насильственной отправки на Фархад-строй.
- Начни с событий лета сорок первого, когда Германия напала на Советы, - перебил его жандарм.
Исмат поведал о том, как он перед самой войной посватался к девушке из соседнего кишлака, как закончил отделывать дом и как на второй месяц войны, казавшейся жителю узбекского колхоза такой далекой, он получил повестку из военкомата. Потом была трехмесячная подготовка на специальных курсах где-то возле Москвы, затем отправка на фронт и два года в полковой разведке в звании старшего сержанта.
Слушая Исмата, жандарм особое внимание обратил на факт обучения того на военных курсах и, в особенности, пребывание на фронте в качестве разведчика. "Если не врет, - думал жандарм, - и если он не заслан русской тайной службой, то высшее начальство будет весьма довольно вербовкой такого человека".
- А теперь продолжай говорить на фарси, - вдруг перебил он рассказчика, когда тот дошел до своего ранения и отправки в госпиталь.
Исмат перешел на персидский язык, на котором он мог связно передать суть событий, но без сопутствующих деталей.
- Говорить русский теперь, - вновь перебил его жандарм.
- Русский язык я знаю намного лучше, чем персидский, - ответил Исмат и только начал говорить по-русски, как жандарм велел ему перейти на узбекский.
"В персидском языке он быстро усовершенствуется, - соображал жандарм. - А русский, кажется, он действительно хорошо знает".
И он вдруг опять перебил рассказчика:
- Do you speak English? - английским господин Реза владел вполне прилично.
Исмат только смог догадаться, что вопрос задан на английском, и он ответил на немецком, которому он, будучи на фронте, обучался по необходимости:
- Nein, mein Herr, ich spreche Deutsch, aber sehr schlecht.
"Так-так, - думал жандарм. - Нет, с ним, конечно, надо еще разбираться, но это дело специалистов. Они из него вытряхнут все. Но как сырой материал он подходит. А там видно будет. Если нужно, то и перевербовать можно".
А вслух он сказал:
- Ну, хорошо. Надо ехать, путь не близкий. Господин Нияз, документы на Исматулло оформлены?
- Так точно! - отвечал господин Нияз, и в комнату быстро вошел его помощник с бумагами.
Прощаясь с Исматом, полицейский Нияз одобрительно пожал ему руку и, улыбаясь, сказал:
- Все будет хорошо. Не забывай нас.
В тряском "виллисе", за руль которого сел солдат, а Исмат с жандармским офицером разместились на заднем сидении, два часа добирались по бездорожью до Ширвана и там передохнули. Затем еще два часа ехали до Кучана, где отмылись от дорожной пыли и заночевали. Наутро уже на другой машине доехали, наконец, по сравнительно приличной дороге до Мешхеда - главного города роскошной провинции Хорасан.