Сайм надул щёки и нахмурился.
— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал он. — Все вокруг принадлежит Властителям… как и должно быть.
Он обвёл присутствующих взглядом в ожидании подтверждения своих слов. Все закивали головами.
— Люди низких ремёсел являются такой же собственностью. И правильно. Иначе бы они поумирали с голоду, как беспризорная скотина… если, конечно, прежде не попали бы в руки Серых. — Он перекрестился и сплюнул. Остальные последовали его примеру.
— Ну, а те, кто владеет благородными ремёслами, являются свободными людьми, и каждый получает столько, сколько приличествует его способностям. Вот я — Первый Кондитер моего господина Гоупа — занимаю это положение потому, что никто другой не может сравниться со мной в моем искусстве. — Он свирепо огляделся, чтобы убедиться, что никто не оспаривает его слов. — И так обстоят дела со всеми нами.
— А если какой холуй претендует на место любого из нас, — вставил Кагу, — он должен предстать перед Судом.
— И тогда, — продолжил Сайм, теребя свой фартук, — этот выскочка должен состязаться со мной в кондитерском мастерстве, а судьи оценят результаты. Тот, кто побеждает, становится Первым Кондитером, а проигравший получает дюжину плетей за свою дерзость.
— Не бойся, Дргон, — заговорил Кагу. — Место Первого Волынщика стоит всего лишь пять плетей. Ниже его среди свободных людей стоит только учитель. К тому же, добрый супник обещал принять твои плети на себя.
За дверью раздался крик. Я схватил свой кларнет и стал пробираться за пажем. Я уже знал: Властитель Гоуп не любит ждать своих рабов-волынщиков. Я увидел его восседающим на своём месте и принялся ещё энергичнее прокладывать себе дорогу к специально предназначенному пятачку внутри огромного круга, составленного из заваленных яствами столов. Первый Волынщик уже успел выжать из своего похожего на настоящую волынку инструмента шумный поток диссонирующих звуков. Он был тощий и косоглазый, любил помыкать рабами-волынщиками. Глядя, как он выделывает ногами какие-то сложные кренделя и тискает свои разноцветные пузыри, я поморщился от производимого им верещания.
Властитель Гоуп схватил тяжёлую бронзовую кружку и, приподнявшись, швырнул ею в Первого Волынщика. Тот вовремя заметил опасность и уклонился. Кружка подала в раздутый жёлтый с зелёными кисточками мех волынки, который лопнул с каким-то блеянием.
— Такой же милый звук, как и те, что ты издавал здесь весь вечер, — взревел Властитель Гоуп. — Сгинь! Или ты хочешь накликать на нас дьявола с холмов?..
Он перевёл взгляд на меня.
— А вот и Дргон… или Диген! — воскликнул он. — Вот кто настоящий волынщик! Сыграй что-нибудь хорошее, Дргон, чтобы очистить воздух от звуков последнего музыканта, пока не скисло вино.
Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл “Пляску в час ночи” . Судя по реву, который поднялся, когда я закончил, им очень понравилось. Потом я сыграл “Маленький коричневый горшочек” и “Нитку жемчуга”. Гоуп грохнул кулаком по столу, и все вокруг умолкли.
— Клянусь, — взревел он, — это редчайший раб во всем Рат-Галлионе! Не будь он рабом, я выпил бы за его здоровье.
— Если Властитель мне позволит… — произнёс я.
Гоуп внимательно посмотрел на меня и снисходительно кивнул:
— Говори, Дргон.
— Я прошу для себя место Первого Волынщика, Я…
Раздались громкие возгласы. Гоуп широко улыбнулся.
— Да будет так! — произнёс он. — Будем голосовать? Или, прежде чем объявим нашего доброго Дагрона Первым Волынщиком, пусть на нас ещё раз прольются эти омерзительные звуки из пузырей?
— Провозгласим так! — крикнул кто-то.
— Но ведь должен быть суд… — с сомнением произнёс другой.
Гоуп хлопнул огромной ладонью по столу:
— Первого Волынщика Иылка — ко мне! Со всеми его жалкими бурдюками!
В зале, нервно перебирая меха, вновь появился волынщик.
— Место Первого Волынщика объявляется свободным! — громко провозгласил Гоуп.
Тот непроизвольно нажал на розовый пузырь, который испустил писклявый звук.
— …так как бывший Первый Волынщик получает повышение и новый титул, — продолжал Гоуп. Блеяние синего пузыря утонуло в криках и приветственных возгласах.
— Эти бурдюки продырявить! — крикнул Гоуп. — Я навсегда запрещаю их отвратительный визг в Рат-Галлионе. И пусть все знают: этот бывший волынщик — отныне Первый Шут моего двора. И пусть он носит проколотые пузыри как символ своей новой должности.
Раздался взрыв смеха, радостные возгласы, свист. Добровольцы бросились разрывать цветные меха — коротко фыркнув, те безжизненно обвисли. Раб-шут привязал разорванный инструмент к голове бывшего волынщика.
Я заиграл “Мэрзи Доутс” , и бывший волынщик робко приступил к своим новым обязанностям. Властитель Гоуп хохотал во все горло. Потом я стал наигрывать “Дипси Дудл” , а новый шут, ободрённый успехом, принялся скакать и гримасничать, выделывать коленца и важно надуваться, тряся обрывками пузырей на голове. Толпа смеялась до едгз.
— Это великий день в Рат-Галлионе! — воскликнул Гоуп. — Кладусь рогами морского дьявола, сегодня я заполучил сразу и принца волынщиков и короля дураков! Я возвожу их в ранг десяти плетей, и отныне каждый из них будет иметь своё место за моим столом!
Мы с шутом исполнили ещё три номера, после чего Гоуп наконец разрешил нам втиснуться в свободное пространство между пирующими на жёсткой скамье у дальнего конца стола. Прислуживающий раб поставил перед нами две полные тарелки.
— Молодец, добрый Дргон, — шепнул он мне. — Не забывай нас, рабов, на своём новом почётном месте.
— Не беспокойся, — ответил я, вдыхая аромат большого куска жареной говядины, — каждую ночь до восхода Синти я буду украдкой приходить к вам, чтобы перекусить.
Я осмотрел примитивно украшенный зал, глядя на все уже новыми глазами. Нет ничего лучшего небольшой порции рабства, чтобы дать человеку прочувствовать, что такое самая скромная свобода.
Все, что, как мне казалось, я знал о Валлоне, на самом деле было ошибочным. Прошедшие века все изменили, и далеко не в лучшую сторону. Старое общество, которое знал Фостер, умерло и было давно похоронено. Старые дворцы и виллы были покинуты, космопорты — заброшены. Прежняя система записи памяти, о которой поведал мне Фостер, была утеряна и забыта. Я не знал, какой катаклизм мог ввергнуть этот центр галактической империи в феодализм, — но это произошло.
До сих пор я не обнаружил ни единого следа Фостера. В ответ на мои вопросы я видел только недоуменные взгляды. Может, с Фостером в космосе произошёл несчастный случай, и он так сюда и не добрался? А может, он сейчас где-нибудь на противоположной стороне планеты? Валлон был большим, а связь на нём практически отсутствовала. А может, Фостер умер? Я мог прожить здесь долгую жизнь, но так и не найти ответов на эти вопросы.
Мне вспомнилось разочарование, которое я испытал той ночью в Окк-Хамилоте, когда рухнули все мои иллюзии. Представляю, насколько тяжелее было видеть это Фостеру, когда он вернулся на Валлон… если он вообще его достиг. Сейчас мы с ним были в одинаковом положении: с одной стороны наши воспоминания о прежнем Баллоне, с другой — безотрадная картина нового Валлона, дающая множество причин для горького разочарования.
А память Фостера, которую я ради смеха привёз ему в подарок! Теперь, когда хранилища в Окк-Хамилоте были опечатаны и объявления запретными, она превратилась из абсолютно бесполезной копии легкодоступного оригинала в вещь, которая имела для Фостера величайшую ценность. Но на всей планете не осталось ни одного аппарата, чтобы воспроизвести её.
Вообще-то я все ещё имел намерение отыскать Фостера, даже если понадобится…
Властитель Гоуп начал напевать про себя, громко и фальшиво. Я знал, что это означает, и приготовился играть. Быть Первым Волынщиком, по всей видимости, не так уж просто, но, по крайней мере, я больше не был рабом. Мне предстоял ещё долгий путь, но я уже начал продвигаться вперёд.