— Да, птица, — ответила Вера. — Если б не болели мои мозги, все было бы идеально. Скажи, я похожа на старого, обезумевшего пирата, забывшего, в каком месте он захоронил сокровища? Видать, похожа. Потому и ты здесь. Своих почуял.
В доме никого не было.
Девушка вышла во двор, сделала что-то вроде гимнастики, после чего потрогала твердые листья неизвестного ей дерева и рассмеялась. Она не помнила ничего, как будто родилась только вчера.
Но дерево было неизвестно по другой причине.
«Начнем с него, — подумала Вера, — и все отстроится заново. Скорее всего, это пробковое дерево. Да, это пробковый дуб. В детстве я много читала о Пиренейском полуострове. И мечтала вот так вот запросто отдохнуть под широким апельсиновым деревом. Все сбывается — это закон, о котором я не подозревала».
Искупавшись в небольшом бассейне с пресной водой, Вера устроилась под апельсиновым деревом. Несколько маленьких птичек ходили по ветвям, не обращая на нее никакого внимания.
«Вряд ли это мытарства, — подумала девушка. — Это что-то другое. Только бы не заболела голова, как вчера. Второго раза я просто не вынесу».
Обеспокоенная Катарина нашла ее полностью погруженной в себя.
— Я ходила на рынок, — пояснила она. — Сегодня мы устроим небольшой праздник.
Вера с тоской подумала, что уже сейчас предстоит отвечать на вопросы, ответов на которые она не знала, а врать португалке она не могла.
На вопрос Катарины, давно ли Вера из дома, она ответила, что, скорее всего, не была там вовсе.
— Ты путешествуешь все это время? — удивилась португалка. — Я поражаюсь твоей энергии.
— Я тоже, — ответила Вера, впервые рассмеявшись.
Собственный смех удивил ее, а сама возможность запросто рассмеяться переменила все. Вера даже решила, что большего от человека и не требуется, как только способности после всех ужасов быть веселым и приветливым с другими. Вот так рассмеяться, например. Наверное, ее друг-тамплиер тоже смеется где-нибудь.
Катарина была счастлива, убедившись, что Вере на редкость хорошо у нее в доме. Это должно было ошеломить, но почему-то нисколько не удивило гостью.
Она иногда ловила себя на мысли, что старается делать все, и думать, и говорить, и двигаться как-то особенно точно и четко. Но это было не слишком трудно и постепенно превращалось в привычку.
Впервые посмотрев на себя в зеркало, Вера отрешенно заметила непривычный загар и столь же необычный блеск глаз. Она мысленно переместилась в свое зеркальное изображение и окончательно забыла, где и с какой целью находится. Вера была в гостях у подруги. Значение имело только это.
Через два часа девушка была уже знакома с мужем Катарины, занимавшимся поставками морепродуктов в рестораны Лиссабона, и двумя их маленькими сыновьями.
На званый вечер были приглашены соседи, все поголовно любившие музыку. Это было совсем не удивительно. Сам воздух этой древней страны, расположившейся под присмотром океана, был бесконечной мелодией. И не только для чужестранки, что больше всего поразило Веру. Люди, живущие здесь, отчасти сами представлялись ей этими древними камнями и деревьями.
Она не уловила момента, когда было произнесено нечто странное для нее. Настолько необыкновенное, что Вера попыталась протестовать. Но протест ее был воспринят в застолье как нечто естественное — как проявление скромности, наконец.
А Катарина всего лишь говорила о ней как о замечательной русской пианистке, которая одиноко путешествует по гостеприимной Португалии. К тому же, как отметила Катарина, в ее странствии присутствует какая-то маленькая тайна.
«Это точно, — подумала Вера, — тайна на тайне. Вам больше известно обо мне, чем мне самой».
Она решила, что перед сном расскажет Катарине в общих чертах, что с ней происходит.
Девушка почему-то была уверена, что португалка все поймет и поможет. А каким образом — Вера не представляла даже отдаленно.
Они сидели в саду под открытым небом, свежий ветер с постоянством невидимого геометра напоминал о близости океана и превращал все в движущееся и живое, цветы, ветки и листья — каждый в отдельности. Эти темные твердые листья, точно вырезанные из камня, трепетали на ветру, словно дерево приветствовало собравшихся тысячами ладошек.
Вера вспомнила, что видела такое же дерево с точно такими же листьями. И эта картина была связана с чем-то прекрасным, чему она не могла дать никакого названия. Там не было океана, его гигантский размах заменяли движущиеся небеса, а ее кто-то нес на руках под красивым деревом, умудрившись пройти под горизонтальными сильными ветвями. А листья приветствовали Веру и незнакомца (именно незнакомца, как решила она) точно так же, как эти листья.