Тип зло смотрел на обидчика, из-под короткого козырька пляжной кепочки его глаза кололи, словно еще две отдельные стальные спицы. Но явная и неприкрытая угроза, похоже, лишь забавляла Чуму. Откинувшись спиной на прилавок и вальяжно разместив на нем локти согнутых рук, причем в левой продолжая сжимать пучок базилика, Борисыч насмешливо следил за ритуальными движениями противника. Зеленщица за его спиной, чутко уловив, что что-то нарушилось в привычном порядке вещей вокруг нее и идет не так, как обычно, замерла настороженно, приглушив дыхание и прижав ладонь к груди.
Карманник, зыркнув по сторонам, коротко и негромко, на особый манер свистнул сквозь зубы. И тотчас вскипели, забурлили воды людского моря и, в ответ на призыв, из разных углов рынка пробились и стали рядом, похожие на него, как братья, только одетые в разную, хоть и однотипную одежду, еще четверо. И у каждого, как отметил Борисыч, в правой штанине притаилось до поры по спице.
Пострадавший на работе кивком указал на Чуму, и братки, сжимая полукольцо, двинулись к нему на сближение.
Лицо Александра Борисовича не дрогнуло и не изменилось в цвете, только улыбочка на нем съехала немного к левому уху, как на маске, что, как ни крути, не предвещало желающим поговорить именно легкого разговора. Выждав еще мгновение, Борисыч снял правую руку с прилавка и по локоть запустил ее в пузырящийся карман своих брюк. Покопавшись, он нашел там то, что ему было нужно, и решительно извлек на свет Божий двухсотграммовый слесарный молоток с короткой, перепачканной черной смазкой лоснящейся рукояткой. Инструмент удобно и тепло лежал в привычной к нему ладони. Покачивая молотком, напрямую, на клеточном уровне ощущая его вес и надежность, Чума откровенно любовался инструментом, словно лаская и оглаживая его взглядом. А когда, налюбовавшись, он оторвался от созерцания слесарного артефакта и поднял глаза, в непосредственной близости перед ним уже никого не было.
Никаких братков, с их спицами в штанах и кривыми осколочными ухмылками.
Словно и не было никогда.
Почувствовав, что его кто-то трогает за плечо, Борисыч оглянулся.
- Слышишь, парень, - сказала ему торговка, - раз уж ты с молотком оказался, забей мне тут гвоздь, а то всю ногу, окаянный, мне расцарапал. А травку ты, эта, так бери. За работу.
Борисыч улыбнулся. Жизнь хороша, подумалось ему, так хороша, что нельзя пренебрегать и малой ее крохой.
- Ек-мотылек! - выдохнул он в пространство и любовно посмотрел на базилик, подняв его на уровень глаз и поворачивая так и сяк.- Показывай, тетка, где твой гвоздь!
Борисыч заботливо подхватил с земли пакет с провизией и, оббежав прилавок, юркнул под него. Ну, чисто юноша.
Через мгновение тетка взвизгнула.
- Ой-юшки! Это не гвоздь! Что же ты меня за колено трогаешь?
- А как иначе гвоздь найти? - спросил из-под прилавка Чума.
- Гвоздь там, - подсказала гражданка, - левей... И выше.. выше... Ой, чума...
- Нет, ты видел, как он с этими, в кепочках, разобрался? - восхищенно испросил мнения напарника Аурей.
- Занятный индивид! - согласился Белый.
- Занятный! - взвился Рыжий. - Занятный вон, тот, что по карманам тырит... Тебе, я вижу, не угодить!
- Угодить, угодить... Но пока что неубедительно. Маловато будет! Надо что-нибудь посущественней.
Рыжий надул было обиженно губки, но долго обижаться не пришлось, некогда было ему обижаться, поскольку, покуда Александр Борисович под прилавком улаживал проблему с гвоздем, жизнь вокруг не замирала ни на секунду, и вот уже совсем другой эпизод человеческой комедии привлек к себе внимание ангелов.
У входа на рынок, сразу за пунктом обмена валюты, газетным киоском и выносным стендом с солнцезащитными очками, располагалось предприятие общепита и, к тому же, фаст-фуда под названием "Горячие слоечки". Слоечки - это такие пирожки-полуфабрикаты с разной начинкой из слоеного теста, которые доводятся до готовности к поедание в микроволновых печах. Такой себе ларец со сластями и вкусностями, приманивавший к себе голодный люд совершенно и абсолютно головокружительными запахами, которые невидимой дурманящей сетью накрывали большую часть собственно рынка и, плюс к тому, близлежащие улицы. Надо сказать, что и без волшебных запахов "Слоечки", как их все любовно называли, не были обделены вниманием покупателей. Заведение располагалось на самом "движняке", в проходе, по которому в обоих направлениях всегда перемещались толпы людей, поэтому возле их откидного прилавка, глотая слюну, всегда толпились желающие подкрепиться.
За прилавком "Слоечек" хозяйничала девица с редким по нынешним временам именем Наташа. Это была русая миловидная девушка, пребывавшая на пятом или шестом месяце беременности, стеснявшаяся этого обстоятельства и потому напускавшая на себя дым излишней строгости. Однако пухленькие щечки Наташи пунцовели от жара печей, в которые она ловко загружала противни со слойками, она сама была хороша и аппетитна и, как и в предыдущие дни, к ее окошку выстроилась очередь. Хозяйка заведения следила, чтобы девушка в ее положении ни в коем случае не переедала, поэтому бесплатных пирожков ей не полагалось, а все продукты она получала по ведомостям, поштучно. Да, собственно, ей и некогда было подумать о себе, поскольку хлопотала постоянно вплоть до окончания рабочего времени. А иногда, если спрос был большой, то и позже.
Этот день выдался более хлопотным, чем другие, до закрытия оставалось еще несколько часов, а план по выручке был уже значительно перевыполнен. Вот бывают же такие удачные дни, когда все идет как надо, когда все получается. Наташа положила в кассу очередные купюры, и с удовольствием подумала, как обрадуется хорошей выручке хозяйка. Хотя, может и не обрадуется, она вечно чем-то недовольна. Наташа нахмурилась, ее губы сложились в недовольную гримаску, но думать о плохом не хотелось, и она, тряхнув челкой, отогнала от себя недобрые мысля и улыбнулась очередному клиенту, как раз нарисовавшемуся напротив окошка.
Наташа знала, что люди обычно всегда начинали улыбаться при виде ее, но этот был просто сама любезность. "Профессор!" - подумала про него Наташа.
И действительно, мужчина перед ней был похож на профессора, и вообще, с первого взгляда создавал впечатление образованного, интеллигентного и культурного человека. Наташа была попроще во всех отношениях, поэтому перед такими типами благоговела.
Профессор был, как уже упоминалось, мужчиной, лет пятидесяти, чуть ниже среднего роста, плотным и крепко сбитым, то есть фигурой обладал солидной, как и положено профессору. На голове мужчины плотно сидела соломенная шляпа с короткими полями, светло кремового цвета и с коричневой лентой по тулье. На медно-бронзовом от густого загара лице естественно смотрелась короткая, профессорская же бородка клинышком, совершенно седая, без каких либо следов крашения. Такие же седые усы были коротко пострижены и без грязно желтых никотиновых подпалов, которые Наташа так не любила. Из-под шляпы на нашу труженицу общепита, кстати, совершенно доброжелательно и помимо ее воли располагая к себе, смотрели большие карие глаза в сеточке мелких морщин. Поверх синей, слегка вылинявшей, футболки на профессоре была надета белая жилетка-безрукавка с лейбой BAD BOYS на левой стороне груди над карманом, а как и чем завершался его костюм внизу Наташа не видела, поскольку возможность видеть в том направлении была ограничена прилавком.