Тюша уже большой, и замотанные живые куклы не догонят его бег. Тётка с усиками попрекает дородную Антониху, - другую тётку, почему в другую повозку не села, весь перед телеги заняла и так тесно детей держать. Разругались. Теперь до самого дома ссориться будут. Взрослые любят в плохую сторону двигаться.
Дороги вдоль лесополосы твёрдо укатаны колёсами тракторов и повозок. Стадо овец среди деревьев идёт медленно, вся трава выпасена, тонкими копытами утоптана, одна полынь голубая под деревьями удержалась, овцам не нужна дорога, им везде можно идти, отовсюду их дорога в загон ночной гонит.
А листья на деревьях отяжелели от пыли, на самых верхушках засела пыль, горячим пеплом тлеет. И впереди весь путь устлан невообразимо пыльными колеями, если их на землю оставить, придётся над облаками лететь.
Комбайнер дядя Елисей сзади повозки сидит, женщин перекрикивает, что бы дедушка слышал: - Газеты тревожно пишут Петро, скоро атомная война будут, дети не доживут наших лет, их бомба даже в подвалах достанет. Страшно.
Дедушка молчит, слушает и вдруг непонятно кому говорит: - Ах ты голубь многоликий, все беды людей вместил, видишь, куда нас завёл.
Тюше становится грустно, тысячи подсолнухов жёлтых опустили головы, тоже грустят, он спрыгивает с повозки, долго борется с несозревшей безголовой шляпой, вращает в разные стороны, как дядя Елисей руль комбайна крутит.
Повозка едва - едва тащится, тряска приспала, грудные детки все спят; Тюша бежит с молочным подсолнечником, догоняет повозку, хочет на ходу запрыгнуть, как взрослый. Дедушка останавливает лошадей, усаживает Тюшу ближе к себе, дёргает вожжи, подпруга снова напряглась, телега заскрипела. Догонять веселее, чем на медленный шаг лошадей смотреть.
Кроме ругани тёток, и атомной бомбы везде веселье греет, потому что Тюша может вбегать в теплоту простора, быстро теряет плохие придумки, и потому что он видит одну только красоту цветущих нив.
- Хорошо когда везде поля и длинные дороги в них, - говорит Тюша дедушке.
Дед опускает брови, кнут висит у него на плече: - Хороших пастбищ и покосов не осталось, всё распахали, а мы идём с тех веков, когда плуг только редкой сохой волочился, мало землю царапал.
Подметенные уличные придворья по воскресному светятся, пристыдили чистотой уставших тёток, распри угасли, вроде и ругани в повозке не было, спешат мотыги сложенные разобрать. Свекрови и матери принимают внучат, Тюша никак не поймёт с кем радостнее тёткам жить, как различить назначение старушек, которая из них мать, а которая свекровь, - одинаковыми бабушками все ходят.
Бабушки у Тюши совсем по-разному видят его забавы, он научился нитку в иголки одевать, заправляет иглы, а старая бабушка их на груди прикалывает, словно дедушка свои медали, она будет штаны ему латать; и как можно не видеть ушко иглы, когда глаза смотрят каким большим оно открыто.
У старого дедушки - астма, он кашляет много, очень долго задыхается. Тюша тоже пробует долго кашлять,- не дерёт горло, у него не живёт в груди задышки. Когда дедушкина коморка наполняется утренним солнцем, он и тогда сказки обрывает совсем длинным кашлем, Тюша тут успевает додумать: куда Жуку вползать, что бы быструю Лису прогнать.
Прадедушку часто навещают родственники, всегда приносят водку, которая лечит задышку, а конфеты и печенья Тюша съедает.
Старый дедушка гостям-племянникам рассказывает сладкую былину о службе своей самарской:
Офицер их ходил зятем фабриканта конфетного, солдаты на фабрике мешки и ящики ходили загружать, ели конфет, сколько хотели, он и тогда тоже их не любил, потому у него зубы сохранились.
Тюша снова додумывает: когда большим будет служить на шоколадной фабрике, - съест все конфеты.
Лето просторное первым убежало, потом птицы к нему далеко полетели. В дедушкином окошке холодное село светится; одним утром всё побелело, ветер свистит, снег заметает, буран днём и ночью сугробы растит, от того тёплая коморка кажется медовым бубликом, сказки волшебным бархатом греют, выйти на мороз тоже охота, но Тюшу не пускают, певучий ветер может утащить в пустоту поля, где волки сильнее вьюги воют.
Когда морозные дни стали здороваться с холодным солнцем, ветер устал задувать песни сказок, Тюша вместе со всеми детьми вышел каток леденить на горке, дедушкины стёртые кирзовые сапоги из чердака, задраны в носках словно лыжи, в самый край салазки врезаются, удержаться от разогревшейся радости нет возможности.