Мальгин с удивлением отметил, что у многих дрезин сохранились колеса, и все они были из мягкой и непрактичной резины, сейчас больше напоминающей изжеванную временем и молью ткань. Иван показал Живчику на нелепое изобретение предков, однако тот его либо не понял, либо просто не оценил ужасающую глупость «древних» людей.
«Ох, и странные же были времена… жили, как насекомые в ульях-домах, ездили на мягких колесах… да и небо это невозможное… Если верить книгам и старикам, с него иногда лилась вода — жидкая, но чаще падала в замерзшем виде… Не хотелось бы мне жить в таком сумасшедшем мире».
После семафора Живчик свернул с «объездной», и группа углубилась в темный, немного пугающий лес. Хотя после диких открытых просторов автострады и Ивану, и Свете здесь дышалось намного спокойнее, да и свободнее. Зато Живчик напрягся всем телом, а движения его стали осторожнее.
Беспокойство друга не осталось незамеченным, и Света что-то спросила у него. Костик ненадолго задумался, затем неопределенно пожал плечами и широко развел руки, как бы охватывая все окружающее пространство.
«Наверное, узнавала, чего надо опасаться в этом „деревянном раю“», — догадался Мальгин.
Тревога лидера передалась всей команде. Теперь опасность мерещилась повсюду — на каждой ветке сидел мутант, за редкой листвой прятался кровосос, а в чахлой траве укрылся людоед. В отличие от мертвого, призрачного города, лес жил — отовсюду доносились самые странные и устрашающие звуки, под чьими-то ногами или лапами сухо трещал хворост, на ветру поскрипывали старые ветви, потерявшие прежнюю упругость, неприятно шуршала опавшая листва…
В станционной библиотеке безумной популярностью среди старшего поколения пользовались книги древнего писателя Пришвина, помешанного на природе. Старший Мальгин подложил внуку парочку томиков — но мелкому оболтусу рассказы показались жутко нудными и непонятными, однако трепетное отношение к загадочному и полному скрытых тайн лесу невольно передалось и на многие годы засело где-то в подкорке. На поверку же лес оказался мрачным и абсолютно неромантичным скоплением невзрачных кривых столбов, растущих прямо из грязи. Страшненькие худосочные веточки, жалостливые скукоженные листики, лысоватые кусты — разве это могло вдохновлять так, как, например, пещера сталагмитов или заброшенная станция, поросшая мхом-«вьюшкой»? А что сравнится с мерцанием «пересвешников» в брачный период?
Иван удивленно покачал головой и в очередной раз удовлетворенно заключил: «Ну и дикий же мир был раньше».
Несмотря на опасения Федотова, лес миновали всего за десять минут и безо всяких происшествий. Зато на поляне, куда вышла группа, ребят ожидали весьма неожиданные сюрпризы.
Первым стала распластанная на земле дикая кошка с разнесенной в клочья головой. Рядом с обезглавленной тушей лежала другая, с целым черепом, зато с насквозь продырявленным пулями телом. Всего трупов обнаружилось шесть — целая кошачья стая.
Вторым — потухшее, но еще хранящее тепло огромное костровище.
«Кому и зачем понадобилось разводить такой гигантский костер? Только привлекать внимание!» — поразился было Мальгин и тут же вспомнил одного знакомого пиромана, сжегшего не более часа назад «памятник старинного зодчества» на заправочной станции. Однако мифический герой выглядел потрясенным не менее своего юного друга — с длинной палкой он ходил по золе и что-то с увлеченным видом выискивал.
Последней неожиданностью стали человеческие следы, во множестве оставленные на поляне. Живчик, забросивший тщетные попытки найти в прогоревших углях хоть что-нибудь ценное, уверенно заявил:
— Форма следов абсолютно стандартная: подошвы впечатавшейся в грязь обувки принадлежат обычным сапогам, во множестве распространенным на обеих выживших станциях. Их носят и сталкеры, и случайные наземные пассажиры типа… впрочем, неважно…
Однако одну пару «ног» всезнайка опознать так и не смог, отметив, что никогда не видел такой обуви. Но больше всего «следопыта» взволновало направление шагов неопознанных конечностей:
— Вот смотрите, «нормальные» подошвы месили жижу вокруг костра, причем довольно долго — земля очень плотно утоптана. А боты-«нестандарты» пришли с дальнего края поляны и остановились вот здесь! До этого места отпечатки четкие и ясные, а тут разбитые, словно человек какое-то время стоял и переминался с ноги на ногу…
Понимая, что очередная лекция может затянуться, Иван сразу потребовал объяснить, чем дело кончилось, но недовольный Живчик заявил, что торопыги, которым особо неймется, могут потренироваться сами, и дальше изучал поляну молча. Потом, также, не нарушая молчания, жестом позвал друзей — «выдвигаемся». Мальгин поспорил сам с собой, сколько продлится тихая забастовка болтуна Костяна. Взвесив все варианты: пять минут, десять и совсем фантастика — «Федотова разорвет, но слова больше он не вымолвит», дозорный остановился на компромиссных семи минутах и проиграл. Подвела Светлана, начавшая о чем-то допытываться у сына начстанции. Тот с нескрываемым облегчением принялся рассказывать и объяснять. Оставшемуся в одиночестве спорщику пришлось присоединиться к благоговейно прислушивающейся девушке, лишь бы не оставлять этих двоих наедине. Ему совершенно не нравилась Светина перемена отношения к бывшему «умнику и зануде», а ныне «большому умнице и интересному рассказчику».
Живчик вдохновенно вещал о том, что, по его мнению, делали люди у костра, зачем его вообще разжигали, откуда взялся человек в нестандартной обуви и куда все вместе эти ночные «знакомцы» ушли. Звучало все путано, сопровождаясь кучей предположений и домыслов. Хитросплетение фактов быстро утомило Ивана, и дальше он слушал вполуха. Самое главное, что ребята шли теперь по следам таинственных «лиходеев». Федотов упорно именовал их сталкерами, однако у дозорного странный ночной «шабаш» вызывал исключительно тревожные и подозрительные мысли: «Добрый человек, тем более сталкер, такой ерундой, как разведение сигнальных огней посреди леса, маяться не будет. — В том, что огонь был именно сигнальным, Мальгин не сомневался. — … Еще и Костик темнит чего-то, недоговаривает… Ну, я и вляпался. А мог на станции спать давно, в любимой палатке… Дернул ведь черт связаться с проходимцем этим, себе приключений искать на…»
Группа снова шла через лес, однажды пересекла неширокую асфальтовую дорогу и вновь углубилась в его неприветливую тьму. Несколько раз Живчик терял следы преследуемых людей, и тогда все трое вынуждены были возвращаться и искать отпечатки чужих ног, врезавшихся в податливую, мягкую почву. Иван в первое время пытался наравне с Костиком находить еле заметные цепочки следов, однако вскоре игра в скаутов ему наскучила, да и отпечатки попадались на глаза исключительно старшему товарищу.
К глухому раздражению на выпендрежного друга, так и норовящего покрасоваться своими сомнительными талантами перед Светкой («А говорил, что терпеть ее не может!»), добавилась усталость в непривычных к длительным переходам ногах. Измученному организму хотелось есть, спать и ощущать крышу над головой, а не шляться непонятно где, ублажая тайные потребности не очень вменяемых друзей-шатунов.
«Что же нашему умнику понадобилось от тех странных людей с поляны? — спрашивал себя Мальгин. — Зачем он сюда вообще потащился? Обещал отвести меня в ювелирку, как только закончит свое маленькое дельце… Что-то я шалею уже от маленького дельца…»
В отличие от любящего порассуждать в одиночестве Ивана, Света тайн и недомолвок не терпела, потому «пытала» Живчика не переставая:
— Костя, мы, между прочим, жизнями рискуем, а так и не знаем ради чего…
Ваня пытался было упомянуть загадочный Саркофаг, о котором говорил Живчик, но тот на него шикнул: дескать, нечего разбалтывать секреты девчонкам.