Елена Шолохова
Ниже бездны, выше облаков
Глава 1.
Дима
Хороший урок
Эта тетка из инспекции ПДН пытала меня второй день подряд. Как, мол, до такой жизни докатился, тебе всего шестнадцать, а ты уже...
И вовсе я не "уже". Просто неудачные обстоятельства, поклеп со стороны "очевидцев", плюс неблагополучная семья в анамнезе - в итоге, все свободны, все гуляют, виноват я один.
По правде говоря, инспекторша была вполне себе вменяемая. Не поучала, не отчитывала, а, скорее, сокрушалась, что не той дорожкой иду. Расписала в красках и с примерами, куда эта дорожка обыкновенно приводит. После такой вводной я, видимо, должен был всё осознать и покаяться. Но я упорно молчал.
Тогда она зашла издалека. Точнее, решила копнуть глубже:
- Дима, а какие у тебя отношения складывались с матерью, когда ты был маленьким? Тебя часто наказывали?
Молчу. Разглядываю серые в трещинку стены ее кабинета, решетку на окне, полку с книгами, в основном, кодексами. Откровенничать здесь вряд ли кому захочется.
- Кто-то в детстве тебя обижал?
Ход ее мыслей я угадал - она добросовестно пыталась найти истоки моего поведения. Но в моем случае истоки ни при чем. Просто крайнего нашли. Я, конечно, не ангел серебристый и запросто ввалить могу, если кто напросится. Но чужие грешки мне ни к чему, тем более если это "тяжкие телесные".
- А ты не помнишь свое самое сильное впечатление? Радостное или грустное.
Лучше бы спросила, по делу меня обвиняют или нет. Это ее почему-то не волновало. Зато с упорством барсука-медоеда она лезла в дебри моего подсознания.
- А чего ты боялся больше всего? Может, и сейчас какие-то страхи остались?
Эти дурацкие вопросы ни о чем мне надоели, и я "отключился". Стал думать о своем.
***
Помню, маленьким я до жути боялся темноты. На ночь мама оставляла свет в ванной - там, под самым потолком было окошко. Оно сияло желтым, рассеивая тьму.
Однако эта поблажка полагалась не просто так - после отбоя нельзя было выходить в коридор. Мать грозила ремнем, если посмею выйти. Но я все равно запрет нарушил, хотя и не нарочно. Однажды в ванной перегорела лампочка. Внезапная темнота ослепила. Постепенно глаза привыкли, и тогда проступившие силуэты стали казаться мне чудовищами. Я всерьез боялся спустить ноги, думал, что одно из них вполне могло притаиться под кроватью.
В общем, не выдержал я такого напора эмоций - вскочил, оттолкнулся что было мочи и прыгнул. Еще шаг - и дверь, за которой светло, за которой мама. В те годы я любил ее до беспамятства, по крайней мере, так мне помнится.
В тот вечер у матери был гость - незнакомый мужик. Они сидели за столом в большой комнате, выпивали. Этот гость полностью заслонял мать спиной. Только ее рука нет-нет да мелькнет. В какой-то миг он словил мамину руку, а мне, шестилетнему, напридумывалось черт знает что: на маму напали! Маму надо спасать!
На цыпочках я скользнул на кухню. Взглянул на чайник: "Идея! Всего и делов-то - плеснуть в мужика". Тронул - горячий, но тяжеловат. Орудовать неудобно. Ограничился кружкой. Но и этого вышло достаточно. Мужик подскочил и с диким воплем заметался по комнате. Мать поначалу ничего не могла сообразить, но своему спасению явно не обрадовалась. Ну а затем мне здорово досталось от обоих. Лупили нещадно, а уже побитого, закрыли в темной спальне. Было тогда не столько больно, сколько обидно. Может быть, я и всплакнул даже, потому что, ко всему прочему, мать пообещала сдать меня в детдом. Зато темнота больше уже не пугала. Да и вообще я понял, что страх, он как выдумка и селится только у того, кто сам его в себя пускает, а потому решил просто не позволять себе бояться. Удавалось когда как. Поначалу нет-нет, да появится в груди знакомое, ненавистное трепетание, как ни заглушай. Но в таком случае было важно не поддаваться и хотя бы внешне сохранять невозмутимую мину.
Одним словом, этот эпизод стал для меня хорошим уроком. Скажу больше, не только во мне что-то изменилось - вся жизнь пошла по-другому. Не в один миг, конечно, но...
Как, наверное, и в каждом дворе у нас был своей "злодей" - рыжий долговязый пацан, года на три-четыре старше меня. Звали его Стас. Ладно бы он просто гонял ребятню, а то ведь любил еще и поиздеваться над теми, кто помладше да послабее. Малышня его боялась. Да и я тоже всякий раз внутренне напрягался, завидев Стаса. Бывало, обходил стороной или даже прятался. Зато если попадался, бился с ним, как мог и, разумеется, отхватывал по полной программе. А после драки, зализывая боевые раны, мечтал, как однажды чудом обернусь каким-нибудь спайдерменом и уделаю этого рыжего в хлам. И чтоб все видели.
Но чуда ждать не пришлось. А получилось так: вскоре после той злополучной ночи столкнулись мы с ним нос к носу в проходе между двумя пятиэтажками. Он - довольный, чуть ли ручки не потирает, конопатая физиономия расплылась в ухмылке, а у меня, между тем, страха - ноль. Впервые! Зато злобы - через край, аж внутри всё клокотало. Приемам всяким я, конечно, был необученный, так что действовал по наитию. С наскоку запрыгнул на него, вцепившись в костлявые плечи. Стас от неожиданности не удержал равновесие и завалился на спину. Я оказался сверху. Скорее по инерции, чем продуманно, треснул его лбом куда пришлось. А пришлось в нос, откуда тут же выползли две алые струйки. Потом стиснул руки на шее, такой же конопатой как и физиономия, и процедил сквозь зубы: "Удавлю, сучонок. Загрызу". Точь-в-точь как тот ошпаренный мужик.
Потом меня оттащили какие-то тетки, нажаловались матери. За разбитый нос мать меня наказала. Впервые. Драки случались и раньше, но обыкновенно она смотрела на это сквозь пальцы. Да и вообще особенно себя на воспитании не заморачивала. Жалобы соседей и воспитателей на мое дурное поведение пропускала мимо ушей. Кстати, паинькой в детстве я, может, и не был, но и злонамеренно не хулиганил уж точно. Просто взрослые часто не понимают детских мотивов, зато всегда найдут к чему придраться. Я радовался, что моя мать не такая, а ее равнодушие воспринял как доброту. Гордился, что вечером меня единственного не загоняют с улицы домой, разрешают ездить на речку одному, не зовут обедать посреди игры.
После того ночного происшествия она раздавала мне затрещины по несколько раз на дню и при этом умудрялась демонстративно не разговаривать. Самое большее, могла бросить фразу типа "Ты мне всю жизнь испортил" и опять молчок на целый день. Я недоумевал, с чего вдруг такие перемены, почему она все время злилась и распускала руки. Теперь-то понимаю - мать отчаянно пыталась обустроить свою личную жизнь, что и без того с ребенком сделать было непросто, а тут еще я такого кавалера отпугнул. Она и срывалась на мне от досады по любому поводу. Но тогда даже не догадывался, отчего вдруг всё сделалось так плохо.
Вот и драка со Стасом всего лишь навсего стала очередным предлогом, чтобы излить на меня свое раздражение. Этап с нравоучениями она пропустила, зато лупила от души. Молча, сосредоточено. Но хоть угрозу сдать в детдом не выполнила, и на том спасибо.
Однако всё это мелочи. Главное, во дворе меня зауважали. А это, как оказалось, не только приятно, но и выгодно. Давали кататься на велике - своего у меня не было. Одалживали диски с аниме и боевиками. Приглашали в гости рубиться в Quake или GTA. И если о велике я еще мог помечтать (мать, случалось, роняла такие посулы, в основном, хорошенько подпив), то компьютер в те годы был для меня совершенно за гранью реальности.
Пацаны постарше брали с собой погонять мяч или просто по городу прошвырнуться. Новые друзья появились. Особенно я сдружился с двумя - Костей Бахметьевым - их семья только-только переехала в наш дом - и Эдиком Лопыревым. Этот Эдик таскался за мной целыми днями, всё потому что я и за него вступился перед Стасом. С Лопыревым никто не хотел водиться. И я не хотел. Он был маленький, щуплый, плаксивый - ну, какие с ним игры? Но, главное, все во дворе дразнили его козявочником за то, что он в носу ковырялся. Дружить с таким считалось зазорно. Сто раз собирался послать его куда подальше. Но он так жалостливо и искательно заглядывал в глаза, так робко улыбался. Ну, как тут пошлешь?