Выбрать главу

Елена Шолохова

Ниже бездны, выше облаков

  

   Глава 1.

  

   Дима

  

   Хороший урок

  Эта тетка из инспекции ПДН пытала меня второй день подряд. Как, мол, до такой жизни докатился, тебе всего шестнадцать, а ты уже...

  И вовсе я не "уже". Просто неудачные обстоятельства, поклеп со стороны "очевидцев", плюс неблагополучная семья в анамнезе - в итоге, все свободны, все гуляют, виноват я один.

  По правде говоря, инспекторша была вполне себе вменяемая. Не поучала, не отчитывала, а, скорее, сокрушалась, что не той дорожкой иду. Расписала в красках и с примерами, куда эта дорожка обыкновенно приводит. После такой вводной я, видимо, должен был всё осознать и покаяться. Но я упорно молчал.

  Тогда она зашла издалека. Точнее, решила копнуть глубже:

  - Дима, а какие у тебя отношения складывались с матерью, когда ты был маленьким? Тебя часто наказывали?

  Молчу. Разглядываю серые в трещинку стены ее кабинета, решетку на окне, полку с книгами, в основном, кодексами. Откровенничать здесь вряд ли кому захочется.

  - Кто-то в детстве тебя обижал?

  Ход ее мыслей я угадал - она добросовестно пыталась найти истоки моего поведения. Но в моем случае истоки ни при чем. Просто крайнего нашли. Я, конечно, не ангел серебристый и запросто ввалить могу, если кто напросится. Но чужие грешки мне ни к чему, тем более если это "тяжкие телесные".

  - А ты не помнишь свое самое сильное впечатление? Радостное или грустное.

  Лучше бы спросила, по делу меня обвиняют или нет. Это ее почему-то не волновало. Зато с упорством барсука-медоеда она лезла в дебри моего подсознания.

  - А чего ты боялся больше всего? Может, и сейчас какие-то страхи остались?

  Эти дурацкие вопросы ни о чем мне надоели, и я "отключился". Стал думать о своем.

  ***

  Помню, маленьким я до жути боялся темноты. На ночь мама оставляла свет в ванной - там, под самым потолком было окошко. Оно сияло желтым, рассеивая тьму.

  Однако эта поблажка полагалась не просто так - после отбоя нельзя было выходить в коридор. Мать грозила ремнем, если посмею выйти. Но я все равно запрет нарушил, хотя и не нарочно. Однажды в ванной перегорела лампочка. Внезапная темнота ослепила. Постепенно глаза привыкли, и тогда проступившие силуэты стали казаться мне чудовищами. Я всерьез боялся спустить ноги, думал, что одно из них вполне могло притаиться под кроватью.

  В общем, не выдержал я такого напора эмоций - вскочил, оттолкнулся что было мочи и прыгнул. Еще шаг - и дверь, за которой светло, за которой мама. В те годы я любил ее до беспамятства, по крайней мере, так мне помнится.

  В тот вечер у матери был гость - незнакомый мужик. Они сидели за столом в большой комнате, выпивали. Этот гость полностью заслонял мать спиной. Только ее рука нет-нет да мелькнет. В какой-то миг он словил мамину руку, а мне, шестилетнему, напридумывалось черт знает что: на маму напали! Маму надо спасать!

  На цыпочках я скользнул на кухню. Взглянул на чайник: "Идея! Всего и делов-то - плеснуть в мужика". Тронул - горячий, но тяжеловат. Орудовать неудобно. Ограничился кружкой. Но и этого вышло достаточно. Мужик подскочил и с диким воплем заметался по комнате. Мать поначалу ничего не могла сообразить, но своему спасению явно не обрадовалась. Ну а затем мне здорово досталось от обоих. Лупили нещадно, а уже побитого, закрыли в темной спальне. Было тогда не столько больно, сколько обидно. Может быть, я и всплакнул даже, потому что, ко всему прочему, мать пообещала сдать меня в детдом. Зато темнота больше уже не пугала. Да и вообще я понял, что страх, он как выдумка и селится только у того, кто сам его в себя пускает, а потому решил просто не позволять себе бояться. Удавалось когда как. Поначалу нет-нет, да появится в груди знакомое, ненавистное трепетание, как ни заглушай. Но в таком случае было важно не поддаваться и хотя бы внешне сохранять невозмутимую мину.

  Одним словом, этот эпизод стал для меня хорошим уроком. Скажу больше, не только во мне что-то изменилось - вся жизнь пошла по-другому. Не в один миг, конечно, но...

  Как, наверное, и в каждом дворе у нас был своей "злодей" - рыжий долговязый пацан, года на три-четыре старше меня. Звали его Стас. Ладно бы он просто гонял ребятню, а то ведь любил еще и поиздеваться над теми, кто помладше да послабее. Малышня его боялась. Да и я тоже всякий раз внутренне напрягался, завидев Стаса. Бывало, обходил стороной или даже прятался. Зато если попадался, бился с ним, как мог и, разумеется, отхватывал по полной программе. А после драки, зализывая боевые раны, мечтал, как однажды чудом обернусь каким-нибудь спайдерменом и уделаю этого рыжего в хлам. И чтоб все видели.

  Но чуда ждать не пришлось. А получилось так: вскоре после той злополучной ночи столкнулись мы с ним нос к носу в проходе между двумя пятиэтажками. Он - довольный, чуть ли ручки не потирает, конопатая физиономия расплылась в ухмылке, а у меня, между тем, страха - ноль. Впервые! Зато злобы - через край, аж внутри всё клокотало. Приемам всяким я, конечно, был необученный, так что действовал по наитию. С наскоку запрыгнул на него, вцепившись в костлявые плечи. Стас от неожиданности не удержал равновесие и завалился на спину. Я оказался сверху. Скорее по инерции, чем продуманно, треснул его лбом куда пришлось. А пришлось в нос, откуда тут же выползли две алые струйки. Потом стиснул руки на шее, такой же конопатой как и физиономия, и процедил сквозь зубы: "Удавлю, сучонок. Загрызу". Точь-в-точь как тот ошпаренный мужик.

  Потом меня оттащили какие-то тетки, нажаловались матери. За разбитый нос мать меня наказала. Впервые. Драки случались и раньше, но обыкновенно она смотрела на это сквозь пальцы. Да и вообще особенно себя на воспитании не заморачивала. Жалобы соседей и воспитателей на мое дурное поведение пропускала мимо ушей. Кстати, паинькой в детстве я, может, и не был, но и злонамеренно не хулиганил уж точно. Просто взрослые часто не понимают детских мотивов, зато всегда найдут к чему придраться. Я радовался, что моя мать не такая, а ее равнодушие воспринял как доброту. Гордился, что вечером меня единственного не загоняют с улицы домой, разрешают ездить на речку одному, не зовут обедать посреди игры.

  После того ночного происшествия она раздавала мне затрещины по несколько раз на дню и при этом умудрялась демонстративно не разговаривать. Самое большее, могла бросить фразу типа "Ты мне всю жизнь испортил" и опять молчок на целый день. Я недоумевал, с чего вдруг такие перемены, почему она все время злилась и распускала руки. Теперь-то понимаю - мать отчаянно пыталась обустроить свою личную жизнь, что и без того с ребенком сделать было непросто, а тут еще я такого кавалера отпугнул. Она и срывалась на мне от досады по любому поводу. Но тогда даже не догадывался, отчего вдруг всё сделалось так плохо.

  Вот и драка со Стасом всего лишь навсего стала очередным предлогом, чтобы излить на меня свое раздражение. Этап с нравоучениями она пропустила, зато лупила от души. Молча, сосредоточено. Но хоть угрозу сдать в детдом не выполнила, и на том спасибо.

  Однако всё это мелочи. Главное, во дворе меня зауважали. А это, как оказалось, не только приятно, но и выгодно. Давали кататься на велике - своего у меня не было. Одалживали диски с аниме и боевиками. Приглашали в гости рубиться в Quake или GTA. И если о велике я еще мог помечтать (мать, случалось, роняла такие посулы, в основном, хорошенько подпив), то компьютер в те годы был для меня совершенно за гранью реальности.

  Пацаны постарше брали с собой погонять мяч или просто по городу прошвырнуться. Новые друзья появились. Особенно я сдружился с двумя - Костей Бахметьевым - их семья только-только переехала в наш дом - и Эдиком Лопыревым. Этот Эдик таскался за мной целыми днями, всё потому что я и за него вступился перед Стасом. С Лопыревым никто не хотел водиться. И я не хотел. Он был маленький, щуплый, плаксивый - ну, какие с ним игры? Но, главное, все во дворе дразнили его козявочником за то, что он в носу ковырялся. Дружить с таким считалось зазорно. Сто раз собирался послать его куда подальше. Но он так жалостливо и искательно заглядывал в глаза, так робко улыбался. Ну, как тут пошлешь?