Выбрать главу

  Номер оказался рабочим - гудки, по крайней мере, шли. Но она не ответила. Сначала подумал с некоторым облегчением (потому что как с ней разговаривать я толком таки не определился): "Ну и ладно. Не судьба - так не судьба". Потом пришла мысль: "Может, боится, что однокласснички открыли атаку". Отправил на всякий случай сообщение: "Таня, привет. Это Дима. Как ты?". Она перезвонила почти сразу. Было слышно, что волновалась и тоже не знает, как завязать разговор. Сказала тихо, но дрожь в голосе я различил:

  - Привет. Ты?

  Ответил как можно непринужденнее:

  - Я. Привет. Что в первый раз не ответила? Незнакомые номера игнорируешь?

  - Нет, я... просто...

  И тут она всхлипнула.

  - Ты чего? Что у тебя случилось?

  Оказалось, действительно, какой-то аноним забомбил ее гадостными смсками. Утешать я не умею, веселить, развлекать - тем более, но хотя бы сказал ей спасибо. А для себя решил, что надо за ней приглядывать, чтобы не дай Бог хомячки не устроили ей акт возмездия. Поэтому мы договорились, что за десять минут до начала уроков встретимся возле школы.

   Глава 14

   Таня

   Отверженная

  Мой самый страшный кошмар сбылся - я стала изгоем в собственном классе. Да и чего можно было ожидать после того, как я всех сдала с потрохами? Предала тех, с кем девять лет училась, с кем, можно сказать, дружила. И самое главное, повторись та ситуация, я бы поступила точно так же. Но, Господи, как же мне страшно! В запале я не до конца осознавала происходящее, а затем, дома, пришло понимание... И тут на меня навалился такой жуткий страх, что сделалось по-настоящему дурно. При этом, словно специально мучая себя еще больше, я вспоминала и переживала в памяти мгновение за мгновением: как ловко директрисе пудрила мозги Запевалова, как Дима на меня презрительно смотрел, как на него кричали, обвиняли, грозили колонией, как встала я...

  В первые минуты после моего выступления, которое и для меня-то было неожиданным, все впали в шок. Даже хладнокровная Запевалова потеряла дар речи. Да и Анна Карловна, видно было, остолбенела. Вот только на Диму я так и не посмотрела. Но это и к лучшему. Если бы поймала его взгляд, очень вероятно, что вообще не смогла бы говорить - так странно он на меня действует.

  Я так надеюсь, что помогла ему хоть чуть, что директриса изменит свое решение и не станет судить его слишком строго и, главное, не погонит из школы! Однако, что же теперь будет со мной? Тут же вспомнилось, как мы всем классом травили то одну "жертву", то другую. Ну и, конечно, все наши издевательства над Кристиной Волковой предстали так живо и ярко, будто и дня не прошло. Я зажмурилась и на секунду в воображении увидела на ее месте себя. Непроизвольно крикнула: "Нет". Передернулась, но... Ответ-то был очевиден. А ведь Волкова даже и не предавала никого, просто неудачное стечение обстоятельств. Я же сознательно заложила весь класс, я - предательница. В пику моим мыслям всплыли слова Запеваловой, сказанные не раз и не два: "Предательство - самый страшный грех. Предателям - самое страшное наказание". Ой, мамочки! Что же теперь будет? Страх накатил с новой силой, я не выдержала и меня стошнило. Подлетела мама:

  - Таня, тебе стало плохо? Что случилось? Ты отравилась? Нет? Вот видишь, я же говорила - рано тебе идти в школу, ты еще не выздоровела. Теперь ты понимаешь, что мама всегда права? Иди пока приляг, а я тебе смекту наведу.

  Она кружила вокруг меня и охала, причитала и укоряла за упрямство и безрассудство. Как же меня раздражало это оханье, это "Танечка, Танечка!", этот приторный тон. Еще сильнее досаждала, прямо бесила, ее вроде и ненавязчивая, то есть не в лоб, а как бы между делом, манера внушать мне свое мнение: "Если бы ты маму послушала, то...". Черт! Если бы я маму послушала, то Диму бы на этом проклятом собрании уже давно бы закопали, а я бы даже не знала. Пришла бы через недельку, увидела, что его нет и... умерла бы... Не факт, конечно, что его и теперь оставят. Но на этот случай я решила пойти до конца и, если потребуется, снова обратиться к директрисе и всё ей рассказать. Всё! И про Волкову, и про Элю и Майю Вячеславовну, и про Диму в подробностях.

  Мама принесла стакан со смектой.

  - На, выпей. Пусть вся бяка...

  - Мама! Не разговаривай со мной так!

  - Как? - не поняла мама.

  - Ну, какая бяка? Мне не три года! И вообще...

  Еле сдержалась, чтобы не нагрубить маме. А я ведь так ее люблю. Да и разве виновата она в том, что произошло? Она ведь про собрание ничего не знала и не могла понять, что со мной творилось. С трудом взяв себя в руки, договорила совсем не то, что рвалось наружу:

  - Я просто устала и хочу спать.

  Мама вышла из комнаты, продолжая что-то говорить, говорить, говорить. Я старалась ее не слушать. Не вникать. Иначе бы мое терпение точно лопнуло. Оно и так трещало по швам. Я закрылась в своей комнате, чтобы даже ее голоса не слышать.

  Последнее, что до меня донеслось из кухни, пробившись через все мои "Не" - не слышу, не понимаю, не воспринимаю - было: "И помни, мама - твой лучший друг и всегда тебе поможет. Только скажи". Мама, конечно, друг. Но чем она здесь-то может мне помочь? Ничем. А притворяться, что все в норме, чтобы она не изводила меня своей опекой, я была не в состоянии.

  Внезапный приступ злости, даже бешенства, ненадолго заслонивший страх, почти так же быстро утих. И снова полезли мысли одна другой дурнее. Успокаивала себя, как могла: Диму выручила, может быть, он перестанет меня так сильно ненавидеть и презирать. Хотя в последнем я была совсем не уверена - уж очень красноречив был его взгляд, когда Запевалова сказала, что он меня ударил. Такие чувства в одну секунду наверняка не рождаются, и вряд ли быстро проходят. Но ведь не это главное. Важно, чтобы Диму оставили в школе. Остальное я переживу, должна пережить. Так я сама себе повторяла. Но самовнушение не срабатывало. Легче не становилось. Наоборот. Я буквально с ума сходила от страха. Места себе не находила. А потом пришла смска, первая: "Ты дорого заплатишь за свое предательство, тварь". Отправили через интернет и не подписались. Да и какая разница, кто отправил, ведь и так ясно, что кто-то из наших.

  Следом прилетела вторая, третья, десятая... Текст разный, но суть везде одна и та же - скоро, очень скоро меня ждет жестокая расправа за предательство. Были и с матами, и с похабщиной. Думаю, что по заданию Запеваловой писали все и она, естественно, тоже. Ее "почерк" я узнала сразу: "Только что видела Д.Р. с Манцур. Или ты думала, что продашь класс и он кинется к тебе? Ха-ха. Ты ему даже на разовый трах не нужна, тупая, подлая сука". Я чувствовала себя оплеванной, униженной, втоптанной в грязь. Что будет дальше?

  И тогда я решила, что в школу вообще больше не пойду. Как мне видеть Диму, хоть иногда, изредка, я придумаю. Потом. Но явиться завтра в свой класс, где меня ждут, чтобы унизить, раздавить, уничтожить - это казалось немыслимым. Все равно что добровольно броситься в реку, кишащую аллигаторами.

  Телефон опять завибрировал, но на этот раз долго - не смс, кто-то звонил. Номер был незнаком, и отвечать я не стала, побоялась. Минуту спустя опять пришло сообщение. Отправитель - тот же номер, что перед тем звонил. Поколебалась, напряглась, приготовившись к очередной порции гадостных слов, но все же открыла. И глазам не поверила! Это был Дима! Мой Дима! Все еще колеблясь - вдруг это чья-то изощренная шутка - перезвонила. Это и правда был его голос! Мама, мама, мама, я чуть не умерла от счастья! Он говорил со мной. Спрашивал, как я. Беспокоился. Бог мой, да я мечтать о таком не смела! А потом и вовсе сказал, что назавтра будет ждать меня у школы, перед занятиями. Счастье так оглушительно громко ворвалось в меня, заполонив целиком и полностью, каждую клеточку, каждый уголок души, что и следа не оставило от страха, обиды и прочих гадких мыслей и тяжелых чувств. Я смеялась, кружила по комнате, целовала телефон, целовала Димино фото - одно, самое любимое, где лицо его - крупным планом, я распечатала и хранила в надежном месте. Наверное, я все-таки старомодный какой-то человек: дневник вон веду, фотография эта... Хотя у меня есть Димины фотографии и на компьютере.