Только как им объяснить, маме, папе, что не могу больше ходить в нашу школу. Что там у меня такие проблемы, какие им даже не снились. Я и прежде-то без Димы побоялась бы туда соваться. А теперь особенно... Ведь мало того, что все ненавидят и презирают меня за то собрание - спят и видят, как бы наказать. Так еще и дневник мой пропал. И как раз в тот жуткий день, семнадцатого марта, когда я подслушала разговор Димы и Аниты.
Пропажу я заметила только дома, вечером. Полезла в сумку - а я точно знаю, что он был в сумке - и не нашла. Перетряхнула всё - бесполезно. Пропал. Стала вспоминать, когда оставляла вещи без присмотра. И тотчас всплыло в памяти: перед литературой Тамара Ивановна всучила мне кипу тетрадей и попросила помочь донести до учительской. У самой была кипа еще больше. Но это оказался лишь предлог. На самом деле, она задавала дурацкие вопросы про Диму. Когда я вернулась в класс, моя сумка лежала на стуле - а оставляла ее под партой - и была почему-то раскрыта. Дима сидел рядом и сказал, что выходил курить. А когда пришел, обнаружил, что кто-то из наших выпотрошил мою сумку, разбросав все по полу. Он, мол, все собрал и сложил обратно. В тот момент я даже не особо расстроилась, потому что подобные пакости наши уже вытворяли, а про дневник я почему-то сразу не вспомнила. Собственно, почему? Да потому что, дура, услышала только одно - Дима собирал мои вещи, Дима обо мне побеспокоился. И всё, в зобу дыханье сперло.
А теперь как представлю, что они читали мой дневник, а они конечно же читали, такая тошнота накатывает. Ведь там такие есть откровения, мама дорогая! Большего позора и ужаса я себе даже представить не могу. Нет, ни с кем из своего класса я больше никогда не встречусь. Однозначно.
Заглянула мама. Сказала, что ей нужно по делам.
- Я скоро вернусь, - пообещала мама.
А у самой лицо встревоженное, боится, меня одну оставлять, вдруг что случится. Нечего тебе боятся, мама. Всё самое плохое, что только может быть, со мной уже случилось.
Я кивнула, мол, иди, нормально всё будет. Мне даже неинтересно, куда она пошла, надолго ли. Лучше бы надолго. Последнее время мне нравится, когда я дома одна, когда никто не пытается заглянуть тебе в душу. Тем более когда в душе такой мрак.
В сто тысячный раз послушала Unintended. Зачем я ее слушаю? Рву сердце? Разозлилась, отшвырнула ipod. Не могу я так больше! Недавно мама затеяла читать мне лекцию о счастливом будущем потом. Мол, вырасту, стану умной, красивой, образованной, встречу своего человека, такого же умного, красивого, образованного, ну и конечно, обеспеченного, и всё будет хорошо. Так и хотелось сказать, какой бред ты несешь, мама! Какое будущее, какой свой человек! Я уже встретила Диму, а больше мне никто не нужен, и никогда не будет нужен. И не хочу я, чтобы было всё хорошо потом, мне сейчас надо!
В дверь позвонили. Доплелась, приникла к глазку. Господи! Там, за дверью стоял он - мой Дима! Не поверила. Решила, что такого быть просто не может. Иллюзия, галлюцинация, мираж. Открыла - он. Куртка нараспашку. Вихры торчком. Глаза синие-синие. И смотрел так, что дух захватило. Сердце ухнуло, зашлось. В груди защемило. Мы стояли и смотрели друг на друга. И слов не надо было. Впервые я поняла, что взгляд может столько всего сказать! И как сказать! Любые, самые громкие фразы показались бы мне в тот момент никчемными.
В глазах вдруг защипало. Слезы. Так некстати.
- Не плачь, - Дима шагнул ко мне. Обнял.
Я вдыхала его запах и надышаться не могла. Вот оно - счастье! И ничего больше не надо. Так бы вечность простояла рядом с ним.
А потом мы сидели у меня в комнате и долго-долго говорили. Обо всем. Дима мне сказал, что с Анитой он порвал, что те ужасные слова он действительно говорил, но давно, когда только пришел в наш класс и совсем меня не знал. А потом все изменилось. И ходил он со мной не из жалости, а потому что самому хотелось. А еще признался, что скучал. Я в ответ и вовсе вывалила на него целую тонну откровений. Рассказала всё, что так долго хранила в тайне ото всех. Про дневник тоже сказала. Правда, моя идея больше не показываться в школе Диму насмешила:
- Глупости всё это, да тебе и родители не позволят. И правильно сделают. Наоборот, выясним, кто взял, да и прижучим как следует.
Дима говорил с улыбкой, несерьезно, но от его слов и правда стало на душе тепло и спокойно. Договорились, что на следующий день он будет ждать меня, как всегда, у ворот.
- А ты знаешь, о чем я больше всего мечтала эти дни?
Я включила Unintended, которая теперь стала для меня гораздо больше, чем просто песня.
Мы медленно кружились и смотрелись, наверное, очень странно, вдвоем, средь бела дня. Вдруг отворилась дверь, на пороге возник папа. Уставился на нас в полном недоумении, но хоть не стал закатывать сцену при Диме.
Зато вечером устроил маме целое представление. Ругался, негодовал, даже кулаком стукнул о столешницу. А мама ему сказала:
- Что ты, Боря, так расшумелся? Кричишь, кулаками стучишь. Ты видел, что с нашей дочерью творилось? Болела, да. Но чем? Если ей нравится этот мальчик, мы не должны ей запрещать с ним встречаться. Я не хочу потерять дочь.
- В каком смысле?
- Да во всех смыслах!
Впервые мама говорила с папой так решительно. Спасибо, мамочка!
Хотя если бы даже они и запретили встречаться с Димой, ничего бы не изменилось. Нет такой силы, что заставила бы меня отказаться от него.
***
Наутро мы, как и условились, встретились во дворе школы. Вошли вместе, не просто рядом, а взявшись за руки. И мне было все равно, кто и как на нас косится, что шепчет за спиной.
Правда, перед входом в класс я все-таки слегка забеспокоилась.
Первой увидела нас Жанка Корчагина и... поздоровалась. Не подмигнула украдкой, как она иногда делала последнее время, когда меня все гнобили. Не улыбнулась мимолетно. А крикнула через весь кабинет:
- О! Какие люди. Привет. Что-то вас давно не видно было. Болели? Оба разом?
Потом поздоровались и другие девчонки. Я отвечала по инерции, совершенно не понимая, что происходит. Никто и не думал меня высмеивать, говорить гадости и даже просто злобно поглядывать. Все, абсолютно все вели себя со мной и с Димой, как ни в чем не бывало. Как будто не существовало нескольких недель травли. Запеваловой же в классе не было, а за ее партой сидели Айрамов с Шошиной.
- Ничего не понимаю, - шепнула я Диме. - Куда Запевалова делась?
Дима, кивнул, мол, и он удивлен.
На перемене ко мне подошла Тамара Ивановна и велела зайти к директрисе. Я подумала, что из-за прогулов.
Вошла к ней ни жива, ни мертва - надо же, после таких потрясений все еще боюсь ее. Но Анна Карловна достала из сумки и положила на стол... мой дневник.
- Забирай. Можешь идти.
Я взяла дневник и пошла к двери, ничего не понимая. На пороге оглянулась. Директриса смотрела на меня совсем не злобно. Потом вдруг произнесла:
- Рассказали бы всё это своевременно, многого можно было бы избежать.
Я смутилась, но все равно спросила:
- А Запевалова?
- Запевалова больше у нас не учится.
- Анна Карловна, а кто Вам передал мой дневник?
- Неважно. Главное, что хоть у кого-то хватило смелости вывести ее на чистую воду. Всё иди.
В коридоре возле директорской меня ждал Дима.
- Запевалова у нас больше не учится, - повторила я слова директрисы. Такими невероятными они казались.
- Вот, - я показала ему дневник. - Она мне отдала. А кто ей принес, не сказала.
Дима улыбнулся, пожал плечами:
- Разве это так важно? Главное, что ее больше нет, а мы - есть.
- Да, правда.
Тут он наклонился, поцеловал в лоб и добавил тихо:
- И мы вместе...
г. Иркутск, март 2014 г.