- Простите меня, - каким-то глухим, не своим голосом повторила она, не поднимая головы.
- Ну, что ж, Волкова, - воскликнула Запевалова, вытряхивая из пакета кроссовки, - теперь мы видим, что ты раскаиваешься. На первый раз мы тебя прощаем. Можешь подняться. Всё, пацаны, марш отсюда, нам еще на физру переодеваться.
Мы побежали в спортзал, а Волкова так и осталась в раздевалке.
Когда возвращались из школы, как обычно впятером, Женька, Ольга и Эдик ухохатывались, вспоминая, как изводили Волкову, будто комедию вспоминали. Особенно смаковали момент, когда та стояла на коленях. При этом Лукьянчикова и Лопырев пели дифирамбы Запеваловой, мол, какая новенькая была и какая стала и все благодаря Женькиным талантам: "Здорово ты ее укротила! Всего за три дня!".
Бородин хранил молчание. Я тоже. Последнее время все чаще ловлю себя на мысли, что Запевалова раздражает меня своим самомнением и командирскими замашками. А ее выходки раз от разу становятся все более пугающими. Взять хотя бы эту сцену в раздевалке - это же дикость! Хоть я и не вчера поняла, что она жестокая и беспощадная к любому, кто ей слово поперек скажет, но все равно была шокирована. По крайней мере, раньше она так далеко не заходила. Запевалова, словно почувствовав, что я думала о ней, внезапно смолкла и повернулась ко мне:
- Кстати, а почему наша Танечка сегодня в сторонке проторчала?
- Вас и так там была толпа. Зачем еще мне было толкаться, - я смутилась и едва нашлась, что ответить.
- А не в этом дело. Тут либо ты с нами, либо ты против нас. И сегодня ты была не с нами. Вот интересно, случайно так получилось или ты просто не захотела ручки марать? Может, ты вообще за Волкову? - говорила она с полуулыбкой, а глазами так и сверлила насквозь.
Сердце заколотилось. С преогромным трудом удалось взять себя в руки и не поддаться панике. Знаю я, к чему такие провокационные вопросы приводят. Сегодня ты со всеми, а завтра все против тебя. Стоит ей только слово сказать. Волкова не первая "жертва" в нашем классе и, наверняка, не последняя. Никто этой травли не выдерживал. Кто-то раньше, кто-то позже, но все в итоге уходили от нас. И я бы не выдержала, знаю точно. Поэтому больше всего на свете не хочу, даже нет, не так. Больше всего на свете боюсь (особенно когда она так смотрит) стать изгоем в своем классе. Вот и опять струсила и поспешила ее разуверить:
- Да ты что! Ничего я не с ней! Я ее тоже терпеть не могу.
Запевалова самодовольно ухмыльнулась и больше не привязывалась.
***
Родительское собрание было разгромным. Но это я узнала позже, от наших. А вечером, после собрания мама пришла вся больная. Села на банкетку в прихожей, как будто сил у нее совсем не было, даже раздеваться не стала. "Я тебя совсем не знаю, оказывается", - вот и все, что она мне сказала. Я же настроилась на долгий и тяжелый разговор. Придумала оправдания. Напрасно. Мама даже не спросила ни о чем. Не воскликнула, как же я так могла поступить. Не стыдила. А лучше бы мы поговорили. Пусть бы даже отчитывала меня и укоряла, чем так, когда я даже не знала, о чем она думала.
Повезло еще, что отец был в командировке. На собрание он, конечно, не пошел бы, но наверняка стал бы маму допытывать, что да как. А потом бы горячился, ругался, причем больше на маму, чем на меня. У него вечно она во всем виновата. Даже в тех моих проступках, о которых она ни слухом, ни духом. Например, именно так и было, когда я самовольно прекратила посещать музыкальную школу - мне там совершенно не нравилось, а признаться родителям не решалась. Я уходила, когда положено, и гуляла, пока шли занятия. Чуть позже они все равно узнали правду от преподавателя. Папа мне ни слова не сказал, зато маму изводил целую неделю. И на этот раз выдал бы примерно следующее: "Это все твое воспитание! Ты виновата! Я работаю, кормлю вас, одеваю, обеспечиваю всем. А ты не можешь справиться с собственной дочерью!".
Но и без папиного ворчанья было совсем тягостно и уныло. Мама весь вечер молчала, сколько раз я к ней ни подступалась. Такой расстроенной давно ее не видела. А ведь она даже не знала о том, что после этого дурацкого сочинения мы стали травить Волкову еще жестче.
Спалось плохо. Мне казалось, что я несусь на бешеной скорости к краю обрыва, и ничто меня не спасет. Во сне я плакала, даже рыдала, потому что среди ночи ко мне пришла мама. Напоила теплым молоком с медом, утешила. Так мы и помирились. Обрыв удалось миновать.
***
В семь утра позвонила Запевалова. Я еще ни одеться, ни позавтракать не успела, и очень удивилась, к чему такая срочность. Все равно ведь меньше чем через час увидимся.
- Привет. Встречаемся у твоего подъезда. Выходи через десять минут.
- Но я еще не готова.
- Давай, поторопись. Дело важное. Все, пока. Жду.
Мама помогла мне надеть платье, а несъеденные бутерброды сунула в портфель. О вчерашнем собрании и о двойке больше не вспоминали.
Когда я вышла, на скамейке перед подъездом уже сидели Запевалова, Бородин и Лопырев, а через двор семенила Лукьянчикова. Она полноватая, и когда торопится, выглядит забавной. Лопырев хихикнул:
- Колобок, колобок...
Женька на него пшикнула, и он сразу замолк. Но когда Ольга подбежала, сама состроила гримасу не лучше.
- Ну, наконец, все в сборе, - Запевалова метнула недовольный взгляд в сторону Ольги. - Задубеть можно, пока некоторые раскачаются.
- А что за важное дело? - не утерпел Бородин. - А то я даже позавтракать не успел.
- Я тоже. Но у меня бутеры есть, так что угощайтесь, - я развернула фольгу - там оказалось четыре бутерброда с ветчиной.
Все замялись.
- Я не буду, - отказалась Запевалова. - Аппетита как-то нет. А вы ешьте, если хотите.
Мы расхватали бутерброды, но пока их поглощали, она ни слова не проронила. Заговорила только когда мы перестали жевать.
- Дело такое: я считаю, что от новенькой нужно избавиться.
- Ага, завалим ее. Киллера искать будем или своими силами обойдемся? - пошутил Лопырев, но Запевалова взглядом велела ему заткнуться.
- Эдик, я вообще-то серьезно. "Оно" не должно учиться в нашем классе.
- А что еще она натворила? - ахнула Лукьянчикова.
- Приперлась к нам, вот что. Из-за нее вот эта ситуация сейчас, - Женька неопределенно обвела рукой.
- Так ты ее не простила? - удивился Бородин.
- Я не поп, чтобы прощать, - Запевалова ни с того, ни с сего вдруг разозлилась. - Нужно, чтобы она как можно скорее свалила. Пусть в другой класс переведётся, а еще лучше - в другую школу. Ненавижу ее!
- Я думаю, зря ты, Женька, напрягаешься, если все будет идти в таком духе, как сейчас, она сама скоро от нас сбежит. Она уже как загнанный зверек. А времени прошло всего ничего. Больше чем уверен, надолго ее не хватит, - рассудил Бородин.
Я думаю, Бородин, как и я, не любитель всей этой жести: разборок, травли, гонений, но тоже боится лишний раз высунуться, чтобы самому не попасть под прицел.
Но выжидательная позиция Запевалову не устроила:
- Оставить, как есть? Еще чего! У меня из-за нее проблемы, а ты предлагаешь об этом забыть? Ну, нет. Не собираюсь я ждать, когда до этой овцы дойдет, что она здесь лишняя. Ее надо выжить. И чем скорее, тем лучше.
- Я не говорю забыть. Я предлагаю переждать. Ну, пока страсти не улягутся. Рискованно сейчас разборки лишний раз устраивать. Мать говорит, на собрании вчера черт-те что творилось. Полный разнос.
- Да-да, - подтвердила Лукьянчикова. - Майя такого наговорила про нас! И урок сорвали, и над новенькой измывались. Короче, вели себя, как полные скоты. Причем сказала, что это ты, Женька, всех настроила. И что сочинение велела не писать, и все двойки из-за тебя получили.