ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ
я
сижу
чашка чая
совсем остывшего
стебель тысячелистника
быстрые палочки на снегу
сгибаясь низко перед садом
слыша Лао-Цзы ах! ха! Ха! смеясь
танцуя в вихре по кругу разбитому на двенадцать частей
высоко поднимая черпак и чашу
умываясь в красоте гор
сжимая расширяющуюся
длину хребта
словно дуга
выгнутому
еще не открыл
глаз чтоб повернуть
их к следу бледной зари
перекатывающийся ветер чернеет
треща по согнутым подо льдом дрожащим ветвям
ожидая молнии о! о! Она приближается – о нет!
Смеющиеся голоса смеются ах! Ха! ха!
нет священного черпака нет чаши
нет снега нет быстрых палочек
нет грохота грома
только ха ха!
Ха ха!
ха!
!
* * *
Очень холодный, но солнечный День в середине января на севере штата Нью-Йорк. Земля покрыта полуметровым слоем недавно выпавшего снега. Только что я спустился вниз после того, как долго копался в черновиках, хранящихся в старом столе, и искал нужное мне стихотворение, которое написал в 1973 или 1974 году, когда мне было немногим больше двадцати. Озаглавленное «Возбуждение (молния, гром)», оно было основано на гексаграмме, или предсказании, с тем же названием из «Ицзина», священной китайской книги, написанной около трех тысяч лет тому назад.
Я всегда чувствовал особое притяжение этой гексаграммы. В предсказании говорилось о том, как просвещенная личность должна поддерживать внутреннее равновесие даже во время катаклизма. По правде говоря, когда я начинал писать роман «Ниже Неба», я хотел озаглавить его «Возбуждение (молния, гром)», однако издатель справедливо заметил, что кто-либо из покупателей в книжном магазине может ошибочно принять роман с таким названием за книгу ужасов. Тогда я изменил заглавие, но вставил в начало книги свой собственный перевод этого предсказания.
* * *
Изначально я собирался написать однотомный роман, в котором прослеживались бы судьбы трех семей на протяжении раннего периода истории Британской колониальной Империи во времена царствования королевы Виктории. Я провел предварительный поиск материала, затем создал черновик объемом в сотню страниц. Этот первый черновик включал в себя описание тридцати персонажей (двадцати трех вымышленных и семи исторически реальных личностей), двадцать четыре из которых вошли в окончательный вариант книги, и детальный синопсис, охватывавший период в четыре года – от коронации королевы Виктории до подписания в 1842 году договора об окончании Опиумной войны.
С самого начала мне следовало понять, что будет сложно вместить такую длинную историю в шестьсот рукописных страниц, заказанных издателем. И когда у меня была готова половина рукописи, охватившая только шестую часть синопсиса, я понял, что меня ждут серьезные неприятности.
К счастью, добрые ребята из «Bantam Books» спасли меня, позволив рассказать в романе «Ниже Неба» историю Росса Баллинджера, его кузины Зои и Коннора Магинниса в период, предшествующий кризису, который положил начало Опиумной войне, а завершить рассказ про годы войны в продолжении романа.
* * *
В настоящее время я работаю над этим продолжением, которое озаглавил «Поражение Света». Так же, как и «Возбуждение (молния, гром)», это название взято из «Ицзина». Тридцать шестой гексаграммой в Книге Перемен является «Минг И», или «Поражение Света», и в ней говорится: «Свет погрузился в землю – образ Поражения Света. Так происходит в жизни возвышенного человека, обладающего великой массой: он укрывает свой свет, но тот продолжает сиять».
В романе «Ниже Неба» Лин Мей-ли процитировала это предсказание Россу Баллинджеру во время их путешествия на борту китайской боевой джонки. Оно и является темой продолжения романа, охватывающего период, во время которого солнце, казалось, действительно начало заходить для Поднебесной Империи.
Когда разразилась Опиумная война, основной урок, который вынес для себя Росс Баллинджер – и, на самом деле, все участники тех событий, – это то, как на протяжении подобного периода разрушений и раздоров влиять на события, происходящие вокруг, не будучи при этом в них вовлеченным и не потеряв, таким образом, самого себя. В начале романа «Поражение Света» Росс обнаруживает, что он потерял не только любимую женщину, но и себя самого. Ему предстоит на протяжении последующих лет среди хаоса и смерти открыть, кто он есть и какую роль он должен играть в разворачивающейся вокруг драме. Зою и Коннора Магинниса ждут их собственные открытия, одно из которых будет угрожать не только их любви, но и им самим.
* * *
Во время работы над романом «Ниже Неба» множество людей спрашивали, что заставило меня решиться написать о Китае и Англии. Что касается Англии, то я провел большую часть своих юношеских лет, путешествуя по Великобритании, и я чувствую глубокую привязанность к этой стране и ее народу. Хотя во мне не течет ни капли британской крови, о которой мне было бы известно, мои дети являются по материнской линии потомками Марии, королевы скоттов.
Благодаря, в основном, моему отцу, Мюррею Блоку, Китай всегда был для меня источником особого очарования. В юности мой отец запоем читал все книги о Китае, которые только мог достать, и всегда мечтал о том, чтобы попасть туда. Будучи призванным на службу в военно-воздушные силы, ближе к концу Второй мировой войны, он с трепетом узнал о том, что его посылают на базу в Китай. Сам он не просил такого назначения и был убежден в том, что если бы все-таки попросил, то командование непременно послало бы его в какое-нибудь другое место.
Поначалу мой отец служил в провинции Сычуань, а по окончании войны был переведен в Бейджин, известный в то время как Пей-пьин, а позднее как Пекин. Когда отец перелетел из Индии в Китай и прибыл в небольшую деревеньку Циньдзинь неподалеку от Чжундо, у него появилось странное ощущение того, что он уже когда-то там был. Звуки, запахи, образы строений и людей – все казалось ему неправдоподобно знакомым. Более того, наша семья уже на протяжении долгого времени полагает, что если бы существовала такая вещь, как реинкарнация, то свою прошлую жизнь Мюррей Блок провел бы в Китае. Первое пребывание в Китае продлилось год, и с тех пор мой отец возвращался туда еще пять раз, посещая с каждым разом все более отдаленные и неизведанные уголки этой страны.
Я вырос в доме, убранном в смешанном английско-китайском стиле, и не помню того времени, когда я не знал бы, как пользоваться чоп-палочками или говорить «сие-сие» прислуге. Моя собственная любовь к Китаю и его народу берет, вероятно, начало от своего рода духовной связи с моим отцом, полностью проявившейся в 1985 году, когда мне посчастливилось провести двадцать пять дней, путешествуя по этой стране вместе с родителями.
В том путешествии нас сопровождали армейский приятель моего отца, Уоррен Брекенридж-младший, или просто Брек, и его жена, Диана. Мне довелось не только увидеть Китай глазами отца, но и посмотреть на самого отца в молодости через призму воспоминаний Брека, который имел сомнительное удовольствие учить Мюррея водить джип повышенной проходимости в декабре одна тысяча девятьсот сорок пятого года на заброшенных дорогах где-то между Пекином и Великой Стеной.
В то время китайцы ездили по левой стороне дороги, подобно англичанам или японцам. Однако первого января одна тысяча девятьсот сорок шестого года – спустя всего неделю после того, как мой отец научился водить машину, – все движение по китайским дорогам было переведено на противоположную сторону. Несмотря на то, что правительство призывало граждан перейти на правостороннее движение, увешав всю страну лозунгами типа «Езди справа вместе с Чан Кай-ши!», перемена вызвала массовое смятение и хаос на дорогах, поскольку рикши53, повозки и моторизованные коляски пользовались обеими сторонами дороги для движения в одном направлении. Когда мой отец в следующий раз залез в джип, он чуть было не задавил добрый десяток местных жителей, и после этого случая Брек неизменно отказывал ему в праве снова сесть за руль. Осмелюсь высказать предположение, что умение Мюррея водить машину до сих пор страдает из-за той давней моральной травмы.
53
Рикша (или рикшо) – небольшая двухколесная крытая повозка, предназначенная обычно для одного пассажира, которую тянет один человек; изначально появились в Японии, и название происходит от японского слова «джинрикиша».