Нижегородский откос
Постановлением Совета Министров РСФСР писателю Николаю Ивановичу Кочину за трилогию «Юность», «Нижегородский откос», «Гремячая Поляна» присуждена Государственная премия РСФСР имени М. Горького 1978 года.
КОЛЛОКВИУМ
Сенька вошел в светлый просторный зал с портретами великих ученых на стенах, где вокруг стола сидели важно профессора в сюртуках и манишках, и одурел от страха. Он каким ушел из деревни, таким и заявился сюда: в посконной рубахе до колен, в залатанных портках и в лаптях с дерюжьими онучами. Ноги в лаптях ему тут же удалось спрятать под стол, пусть не мешают поступлению в вуз. Он терпеливо ждал. У большого стола экзаменовали девицу с длинными косами, в узкой юбке, перехваченной в талии лакированным ремнем с пряжкой. «Из этих, из энтиллигенток».
Вдруг к нему подошел профессор Мошкарович, элегантный красавец мужчина, и сел рядом.
— Ну-с, займемся теперь с вами, — сказал он. — Вы — Пахарев?
— Я Пахарев.
— Из деревни?
— Из села. Дальнеконстантиновского уезда Нижегородской губернии.
— Там была Симбилейская вотчина графов Орловых… при крепостном праве. Тех Орловых, которые дали России Григория — фаворита Екатерины. Это ваши баре?
— Да, мой дед при крепостном нраве был графский.
— Итак, приступаем… по существу…
Мошкарович задавал ему вопросы о Гомере, о Данте, о «Молении Даниила Заточника» Сенька ежился, ерзал на месте: слыхом не слыхивал он этих имен. И сам себе казался жалким. Все в том же индифферентном тоне профессор спросил об Ибсене, о Шекспире, о темных разночтениях в «Слове о полку Игореве». И Сенька заерзал еще беспокойнее.
«Наверно, он меня считает совсем дураком, — подумал Сенька, — Зря я вломился в этот храм науки. Со свиным рылом да в калашный ряд».
— Но ведь вы что-нибудь да читали? — спросил профессор участливо.
— Даже очень много.
— Даже много. А что именно?
Торопясь и заикаясь от волнения, Сенька принялся перечислять все, что он перечитал за свою короткую жизнь. «Историю» Карамзина, Библию, Жития святых, Матвея Комарова, Рокамболя, всю серию Натпинкертонов и Шерлок Холмсов, Буссенара.
— Действительно много, и я этого не читал, — сказал довольным голосом профессор. — Впрочем, о Комарове, авторе «Милорда», я слышал… у Некрасова про него сказано:
Заметьте: «Милорда» глупого». И как это вам посчастливилось столько прочесть?
— Мы, деревенские, покупали эту книгу у тряпичников за куриные яйца. Это я вам перечислил не все, что прочитал.
— Прочитали вы немало, и не все это — вздор. Но лучше бы некоторые книги вовсе не читать. Есть еда, которая только засоряет желудок и ведет к самоотравлению организма. То же случается и с книгами. Книги — это ведь не только орудие просвещения, но в такой же степени и затемнения… Есть книги и книги… Вы что окончили?
— Педагогические курсы.
— Для поступления в вуз этого явно недостаточно.
— Что делать. Страсть хочется учиться.
Профессор поднялся с грустным лицом. Сенька тоже поднялся и вышел из-за стола: все ясно.
— Это… это… лапти?
— Да, лапти.
— Из чего они?
— Из лыка.
Профессор посмотрел на его ноги и изобразил деланное недоумение.
Сенька пояснил:
— Из лыка. Обдирают липу, получается лубок. Его обделывают и плетут лапти. Дешево и вольготно. Даже на главной улице есть учреждение «Чеколап» — чрезвычайная комиссия по заготовке лаптей.
— Видел, но не умел расшифровать. Это вы их сами сшили?
— Сам сплел.
— Н-да! Лапти. Не знал. Из лыка. Лапти, значит, плетут… Чудеса. Лапотная Россия собралась изучать Гомера. Ну что ж! Пожелаем вам успешно плести лапти.
Он поклонился Сеньке и бесшумно и грациозно отошел к экзаменационному столу.
«Иду ко дну, — решил Сенька. — Экая деревенщина. Видно, век лапти плести».
Но тут подошел к нему профессор Астраханский. Он читал в институте курс древней истории и был человеком деликатным, мягким, говорил тихо, робко. Ученик Ключевского, он после окончания Московского университета всю свою жизнь провел за изучением исторических сочинений, знал в совершенстве древние и новые языки и на старости лет достиг звания академика. Но в ту пору он был рядовым профессором педагогического института.
Астраханский — сын нижегородского священника, знал простонародие. И о Сеньке уже составил свое впечатление: «Вижу я в котомке книжку, знать, учиться ты идешь…»