— Откуда это тебе известно, девочка?
— А я сама из Болдина. В Пушкинском доме сейчас школа. Я там начинала учиться.
— Ну-ну, хорошо, девочка, спасибо, садись. Теперь я хотел бы спросить вот вас — Он указал на мальчика, который не слушал беседу и держал руки под партой. Он устраивал рогатку, из которой по переменам стрелял в голубей во дворе. — Вон-вон, тот самый… он под партой что-то такое перебирает все время руками и никого не слушает. Да, да, вы, вы…
Весь класс обернулся в сторону мальчика. И он встал из-за парты, только не знал, что от него требуется, и принялся вертеть пуговицу на обшлаге своей рубашки.
— Что же вы можете добавить к рассказу этой девочки? Или, может быть, вы о чем-нибудь спросите ее? Можете спросить.
— Спросить, — шепнул мальчугану его сосед.
— Спросить, — повторил он глухо, как эхо, басом, хмуро, не поднимая глаз.
— Ну так что же вы хотите спросить ее по предыдущей теме?
— Кто такой камер-юнкерс? — произнес сосед шепотом, лукаво вскидывая глаза.
— Я хочу спросить, — повторил басом мальчуган, глядя исподлобья на Пахарева, — кто такой камер-юнкерс?
— Да, да, — послышалось со всех сторон, — нам не объяснили этого, что это за должность такая — камер-юнкерс?
Детям очень понравилось это слово, и они стали его повторять:
— Камер-юнкерс! Камер-юнкерс!
И методика, и педагогика категорично предупреждали, что всякое незнакомое слово, употребленное в классе, должно быть объяснено и тут же записано на доске и занесено в словарик. Пахарев подошел к доске и крупно написал на ней «Камеръюнкерс».
Он был наконец очень доволен, урок стал оживленным, осмысленным и содержательным; переход к следующей теме («мостик», как выражались студенты в быту) был найден.
— Запишите это слово, ребята, — сказал он, — и запомните его. Это было придворное звание Пушкина. Но это ничего не значит. В своих социально-политических взглядах Пушкин примыкал к декабристскому движению. И ты записывай, мальчик, тебе это тоже знать нужно. Садись и записывай.
Но мальчик не сел, он едко усмехнулся и поднял руку.
— Ну, что такое? — недовольным шепотом произнес Пахарев.
— У вас ошибка, — таким же глухим басом произнес мальчик и так же флегматично.
— Ошибка? — встрепенулся Пахарев и вспыхнул весь как маков цвет. — Где ошибка?
— На конце лишняя буква.
Пахарев тревожно поглядел на слово и подумал, что буква на конце слова, пожалуй, и в самом деле лишняя.
— Ах, какая досадная опечатка, — произнес он и тут же стер последнюю букву рукой. Но он запачкал руку мелом, невольно прислонился ею к куртке и ее тоже запачкал. Тогда он стал полу куртки отряхивать и запачкал себя еще больше. Он нашел и схватил тряпку и уже без нужды потер то место, на котором была начерчена предательская буква «с». Постоял спиною к классу, чтобы преодолеть как-то стыд и смущение, и только после этого приступил к выяснению вопроса, что такое «камеръюнкер».
— Ну так что же такое камер-юнкер? Чем он занимался при дворе? — произнес он, ибо следовало же наконец объяснить, чем занимался камер-юнкер.
— Камер-юнкер — это такое, такое, — повторил, он падая в бездну от охватившего его отчаяния, ибо он хоть и слышал это слово, но не знал его подлинного значения. — Камер-юнкер — это такое старое дворянское звание, — и обвел глазами класс, ища поднятой руки и мысленно кляня себя за то, что не спросил об этом Пегину и не заглянул в справочник. — Камер-юнкер — это такое старорежимное, отжившее звание… — лепетал он.
И вдруг та самая девочка, которая объясняла влияние на Пушкина декабристов, выручила его, она подняла руку.
О! Он был спасен! И с сияющим лицом, готовый расцеловать эту смышленую девочку, он сказал:
— Ну что ж, девочка, вся надежда, выходит, на тебя… Скажи, скажи, выручи своих товарищей… избавь от конфуза весь класс…
И девочка звонко, на весь класс отчеканила:
— У вас еще две грубые ошибки.
Он потер лоб, предчувствуя беду, испарина поползла по его спине.
— Этого никак не может быть, — проговорил он строго и стал по буквам читать «камеръюнкер».
— «Камер-юнкер» пишется через дефис и без твердого знака в середине. Слова, первой составной частью которых являются иноязычные элементы, пишутся через дефис: камер-юнкер, унтер-офицер, обер-мастер, вице-президент, экс-чемпион и так далее.
Девочка прочитала этот приговор и села, пугливо оглядываясь по сторонам…
Все ходуном ходило в глазах Пахарева. Портреты классиков подмигивали со стен: а-яй, а-яй! Портреты вождей глядели на него укоризненно и строго… А само слово плясало на доске, то сдвигаясь: «камеръюнкерс», то раздвигаясь: «камер-юнкер». А вдруг не права девочка? Решительность и смелость оставили его. Точно кто другой повернул его опять к доске лицом, спиной к перешептывающемуся классу, и он невольно стирал твердый знак, ставил на его место презренный дефис и лихорадочно думал: «Сейчас ли сбежать с урока или рискнуть идти ва-банк?»