Начальников ловили на ходу в коридорах, за едой, дома по приходе со службы.
— Товарищ начальник, товарищ начальник, войдите в ужасное положение наших студентов. Недохватка извести, всего три-четыре бочки.
Начальник убегал к себе в кабинет. Тетя Феня, Смирнов и Сенька бежали за ним туда.
— Товарищ начальник, — умоляла тетя Феня. — Нам хотя бы печку побелить…
— Печку побелить? Вот стоит в коридоре полбочки готового раствора для побелки. Рабочие уже ушли на обед, заберите ее, только отвяжитесь, пожалуйста… Ну просто замучили…
Тетя Феня приезжала на своей клячонке, забирала полбочки извести и на следующий день уже клянчила столы, стулья, песок, кровельное железо, метлы, кирпич, и так постепенно изо дня в день отделывался Вдовий дом.
Но когда дело отбивалось от рук, тетя Феня пускала в ход самое сильное средство — былое ее одолжение. Она спрашивала в канцелярии имя главного начальника, когда не главный отказывал ей, и тот всегда оказывался бывшим студентом, который у нее чем-нибудь одалживался. Она давала Сеньке бумажку и говорила:
— Иди к начальнику (такому-то). Он в местной промышленности — туз. Если бумажка не поможет, напомни ему, что послала тетя Феня, у которой он забрал плащ, когда женился. Да обещал исполнить все, что прикажу. Так я приказываю дать посуду для общежития.
Сенька шел к начальнику на дом и в точности повторял слова тети Фени. Отказа никогда не было.
Сенька выучился у тети Фени так мастерски обделывать эти дела, что каждый день привозил ей то заслонки к печкам, то краны для водопровода, то котлы для кухни, то табуретки для комнат.
Теперь в пролетстуде Сеньку хорошо узнали, он и там стал выполнять поручения товарища Смирнова, уже более сложные и трудные.
— Наш парень! — сказал о нем товарищ Смирнов.
ДРУЖБА С МЕЛЬПОМЕНОЙ
— Садись ты, Пахарев, на трамвай, — инструктировал Смирнов Сеньку, — сходи у Главного дома, пробирайся через парадное в Торговые ряды. Там отыскиваешь лавку облпотребкооперации и просишь полторы тысячи деревянных ложек для столовой. Без ложек не возвращайся. — Он поглядел на часы. — Торопись, через полчаса закрывают лавку на обед.
— Ничего, — заметил Сенька. — Все равно мне там скоро не быть. Я ведь не могу себе позволить такой роскоши — кататься на трамваях. Хожу пешком.
— Зачем же? Из-за трех копеек? Жила.
— Чтобы израсходовать три копейки, их надо иметь.
— Погоди, погоди! Как же ты живешь?
Сенька рассказал как.
— Когда будешь настоящим поэтом, это тебе пригодится. За такие рассказы будут даже деньги платить, — сказал Смирнов. — А теперь нам надо связаться с отделом труда. Куда-нибудь приткнуть тебя.
Он позвонил Елкину в пролетстуд по телефону.
— Есть одна работенка, — ответил Елкин. — Переписывать роли для театра. Но вот какая штука — там платят контрамарками.
— Подходяще, — согласился Сенька сразу. — Я пойду в театр, это даже моя мечта.
— Мечта мечтой, да ведь и есть надо.
— На контрамарку я всегда и еду достану. Контрамарка — вещь серьезная.
И с тех пор Пахарев стал переписчиком ролей. Можно без преувеличения сказать, что это были его самые блаженные дни за всю студенческую жизнь. С утра он садился за переписку ролей с перерывами на еду. Переписывал полсотни страниц. Потом шел в театр и получал контрамарки. Две контрамарки он продавал за гривенник, имел две булки, а иногда брал и дороже. Теперь он ел досыта, даже норовил на оставшиеся две копейки принести тете Фене полдюжины маковых конфет или фунт яблок. А вечером заносил Ваньке Рыжему оставшуюся контрамарку.
— Значит, клюнуло? — спрашивал Рыжий. — На сочинение или на должность?
— Просто от нечего делать стал артистом.
— Ничего. Только бы платили. Чем артист хуже официанта?
Сенька стал своим человеком в театре, и даже когда проводил с собой кого-нибудь, билетерши не протестовали.