Впереди скакал по дороге «уазик». Водитель пытался достать колесами до твердого грунта, но колея на снежной дороге была слишком широка, маленькая машина то поднималась на белое, то вновь соскальзывала на черное. Будь впереди грузовик или автобус, Коляй остерегся бы держаться близко — между скатами задних колес часто застревают «зайчики», камни или смерзшиеся комья земли, которые, вылетая, легко пробивают ветровое стекло.
Внимание Коляя вдруг привлекло что-то странное, происходящее вдалеке. Через дорогу словно перетекало седое облако, истыканное сверху суковатыми корнями валежин. Он подъехал ближе, так, что крылом уперся в вешку с пучком веток, обозначавшую обочину, и тогда догадался: «Олени!» Он видел их только по одному, парами, ну по пять штук. Они выскакивали ошалело перед капотом или бежали по дальней сопке. А тут столько…
Диких оленей на Колыме не осталось, те, в сопках, были одичавшими и тоже мелкими. Чтобы влить свежую кровь, слышал Коляй, сюда завозили диких самцов из Якутии. Эти сразу выделялись в стаде огромными, в размах рук, рогами и высоко поднятой головой. Коляй попытался дотянуться рукой до седого лохматого бока, олень испуганно шарахнулся. Человека не боятся лишь одомашненные или, наоборот, до сих пор незнакомые с ним животные.
Стадо переливалось через трассу, раздвоенные копыта осторожно ступали в масляные пятна на полотне, запинались о выбитую колею. Олени пугались непривычной тверди под ногами, храпели и замедляли шаг. Потом опускались на снег и, выпуская из ноздрей клубы густого пара, вновь норовили рассыпаться по равнине.
Сопровождали стадо пастухи в торбасах и куртках из оленьих шкур — лучшей одежды для людей Севера пока нет. Пастухи начали сматывать веревку, которой перегородили трассу на время перехода.
— На другое пастбище перегоняют, — сказал шофер «уазика», он тоже вылез из кабины. — Ох и снегу здесь выпало — страшно!
Поочередно они обогнали рудовоз, осевший под похожими на чернильницы контейнерами — в них перевозится руда. Вдали показался Мякит, и дорога стала лучше: у поселков чаще ходят бульдозеры. Коляй собрался обойти «уазик», но тот вдруг замигал стоп-сигналами, а потом и вовсе остановился. Впереди стоял человек с красным флажком, а дальше, у двухэтажной гостиницы, одна к одной приткнулось много машин.
— Артиллеристы лавины сбивают, — объяснил Коляю сигнальщик. — До утра трасса будет закрыта.
Места в теплом боксе, конечно, не было, поэтому Коляй не стал глушить мотор, съел в столовой два обеда, а в гостинице показал путевку, и ему выдали пару шлепанцев.
В дверь стучать не пришлось — все они были без замков и открывались от обыкновенного кашля. Дольше одной ночи шофера не задержишь никакими пуховиками.
Одного соседа звали Толик, второго, шофера того самого «уазика», Тимофей, а четвертая кровать пустовала.
Потрогав рукой калориферы, одеяло с нее Коляй перетащил себе.
Перекинулись в картишки, потом лежали, по очереди читали журнал без обложки и после того, как вечером вместе, сходили в столовую, разговорились.
— У вас там должен Пуков работать, — сказал Тимофей.
— А, Полтора Оклада, — ответил Коляй. — Знаешь, что ли?
— Хм, — отодвинулся Тимофей, — я ж ему прозвище дал.
— А ну-ка… — заинтересовался Коляй.
Неожиданно резво для своих габаритов Тимофей заерзал на визжащей кровати, усаживаясь поудобней. Вытер огромным, с полскатерти, платком красную шею и лысину на макушке. Потом хотел спрятать платок в брюки, но закряхтел от напряжения и передумал. Гулко откашлялся в кулак, надувая толстые щеки:
— Вот слушай.
Это сейчас я шефа вожу на санэпидстанции — годы, как говорится, покоя требуют. А лет двадцать пять назад работал на Берелехской автобазе. Видел там перед конторой синяя «Татра» на постаменте стоит? Вот на такой я начинал. Вернее, начинал-то на материке, в Белоруссии, потом, после армии, — на Урал и в пятьдесят четвертом по набору сюда приехал уже со вторым классом.