И уж совсем, Лена, тебе не нужно злиться на Тамару — в ту пору я ее еще не знал. На днях я уезжаю в далекую командировку, а ты обязательно напиши ей письмо, а еще лучше — приезжай в гости, она будет очень рада, я рассказывал ей о тебе. Привезти тебе сувенир? Что-нибудь экзотическое?
Обязательно напиши или поезжай к Тамаре, познакомишься со своей маленькой сестренкой. А я, наверное, в командировку отбываю уже в последний раз…»
Много Лена и без отцовского письма понимала, но что могла ему ответить? Ничего. Пока, по крайней мере.
По дороге Лена забежала в магазин и купила ленту. В танцевальном кружке готовили кадриль — платья из цветастого ситца с отрезной спинкой заказали в ателье, юбки в мелкую сборку в Доме культуры есть, а вот кружев нет нигде. Без этой прозаичной мелочи может пропасть весь «поэтический» труд. Возможно, для отделки рукавов вместо кружев подойдет лента — ведь нужно что-то придумывать, с неба готовые платья сами не посыплются.
Лена любила русскую, народную, задорную кадриль. Честно признаться, сначала она танцевать не любила. А когда соприкоснулась с людьми, для которых эта «беготня» полна содержания… Каждый танец ведь изображает часть жизни человека. Если перепляс вприсядку — значит соревнование — кто быстрее на коне проскачет; танец «Ленок» — по названию видно, работа со льном; в «Утушке» — девушки хотят быть похожими на красивую, с плавными движениями птицу. Причем в «Утушке» не просто подражание, а чувства и желания людей, потому и «ходы» в ней очень сложные — «припадания», «гребенки», «восьмерки» — некоторые насчитывают до ста двадцати тактов. И в кадрили — поклоны, полупоклоны, «воротца», «шаг с паузой» — простой люд хотя бы в танце хотел быть похожим на «благородных» господ. Но тут же «присядка» и «перескоки» — фабричные ребята считали, что только лихой дракой можно завоевать любовь подружки. И не один так считал, а многие, ведь почти все рабочие тогда были неграмотными. Потом, правда, эти же самые лихачи и неграмотные ребята так ахнули «Интернационалом» по дворянским домам… А дальше в кадрили «закрутки», «дробь с платочком», комические ухаживания — русский человек нигде не обойдется без подковырки.
Лучше всех кадриль танцует, конечно, Маша. По своей гибкости она, хоть так и не говорят, что-то среднее между лебедем и березкой, а выворотность у нее такая, что пятую позицию — и не танцевальную, а балетную! — может в любой момент танца принять. Ее бы талант в хорошее училище, если бухгалтерию терпеть не может. Ильгиз, безусловно, танцор хороший — сильные ноги, тренированный корпус — но учить и тем более воспитывать ему рано. Наставника нужно уважать и ему верить, а какое здесь доверие, если он во время разминки то по заду тебя погладит, то руку на живот положит? Особенно Маше достается. Возможно, это у него от молодости, но людей такому руководителю Лена бы не поручила.
В костюм к кадрили очень хорошо подходят пышные панталоны — когда юбка при «звездочке» надуется, зрители увидят их, туго накрахмаленные, подвязанные бантиками, и обязательно улыбнутся. Однако Ильгиз категорично сказал: «Девочки, только белые трусики! Знатоки к нам не ходят — подавим жюри «шармом»! Хорошо, конечно, поехать на фестиваль в Казань, потом, может быть, и в Москву — но ни одного народного танца не существует для жюри. Ты сам радуешься, зрителям приятно — вот что главное.
На площадке возле общежития, как всегда, мамы прогуливали в колясочках своих чад. Многие из мам были моложе Лены, и она им немного завидовала. И злилась — разве можно в теплый день так закутывать детей, они же вспотеют и простынут! Какая же радость каждый день ощущать, что сморщенное, красное слюнявенькое существо полностью от тебя зависит, и только твои руки, чувства и слова дают ему жизнь! Ты кому-то нужна, кто-то тебя любит и не может без тебя жить — кто же говорит, что никому нет до тебя дела и не существует счастья? Разве есть на земле что-то чище и честнее, чем любовь детей? На Лену в связи с этим накатывали иногда очень опасные мысли…
Вдруг на скамейке у палисадника, по которому курсировали коляски, Лена увидела Гену. В каком он был виде — под глазом синяк, рука на перевязи… С того дня, как Маша обозвала его тюфяком, в общежитии он больше не показывался. Маша говорила, что он встречал ее после работы, она тогда сослалась на занятость. Как Лена с Зойкой ее ругали — ведь нельзя делать выводы о человеке по первому поступку! С тем парнем его связывала работа — разумеется, он ему был ближе. Неужели, чтобы угодить взбалмошной девчонке, он сотворил какую-нибудь глупость?