Он попросил меня остаться в школе, и я остаюсь.
Когда мой сердечный ритм восстановился, я рискнула выйти из классной комнаты и нашла угол темного коридора на втором этаже. Я вклинилась в этот угол между питьевым фонтанчиком и кирпичной стеной.
Чувство эйфории повеяло по коридору. Я могла бы его попробовать.
Я сосредоточилась на стене рядом с фонтанчиком. Заблокировав все остальное. Краска облупилась. Она просто весела совершенно нетронутым пластом на стене.
Я хотела сорвать ее, но не стала этого делать. Если бы я оставила все в покое, то, возможно, она каким-то образом встала бы обратно на место без трещин.
В прошлом году, я считала дни до футбольного матча, отмечая их на календаре. Но прошлый год был более века назад.
В этом году, я бы не стала желать этого.
Я смотрела на обвисшую краску. Никто не заметил меня здесь. Я нашла свое место.
Прошлый год.
Пять месяцев до Насыщения.
Часы отсчитывали от тридцати, а студенческие секции скандировали каждый номер. Парк-Сити и Юта были соперниками в футболе на протяжении десятилетий, и в этом году, под руководством Джека, у Парк Сити был шанс взять "Боулдер" домой в первый раз за десять лет.
Боулдер это кусок гранита, сбитый с вершины близлежащей горы Олимп, и он приобрел большее значение, чем любой другой трофей. Однажды, Кесси Веллингтон украл Боулдер. Его родители отправили его гнить в тюрьме в течение трех дней позора. Единственный способ получить кусок гранита – это его заработать.
Когда часы достигли десяти секунд, Джулс схватила меня за руку.
- Это оно! - крикнула она, перекрывая рев толпы.
Старший брат Джека, Уилл, был по другую сторону от меня. Он потянулся к моей руке, с гордой улыбкой на лице для своего младшего брата. Тогда он предложил мне глоток из серебряной фляжки, которую он начал носить в пальто с тех пор как ему исполнилось двадцать один.
Я наградила его неодобрительным взглядом, и он добродушно пожал плечами, сделав глоток, а затем сунул ее обратно в карман.
Я подумала, знает ли мама Джека, сколько пьет ее второй сын.
Семь секунд. В такие моменты, каждое чувство становится острее. Я знала, что запах скошенной травы и грязи, холод ледяного дождя на моей коже, и звук того, как Джулс кричала мне в ухо, станут частью меня, частью моей души. Воспоминаниями.
Я вздохнула.
Три... два... один... Трибуны задрожали, когда сотни болельщиков прыгнули. Было так громко, что я прикрыла уши. Потом начался массовый сход с трибун. Джулс и я присоединились к остальным ученикам, которые побежали к стене, разделявшей болельщиков с футбольным полем. Я взметнула ноги вверх, поверх барьера, развернулась и спрыгнула на газон. Две сильные руки схватили меня, поднимая к стене.
Мои ноги даже не касались земли. Держа руки на моей талии, Джек перевернулся вокруг меня, так, чтобы я оказалась напротив него, и притянул меня ближе, моя голова стала выше его, наши носы были в дюйме друг от друга.
Его улыбка была ослепительной. Она всегда такая, но раньше, я просто любовалась ею издалека, когда он прохаживался с Лейси Грин или одной из его других подруг.
Сегодня вечером эта улыбка предназначалась мне.
- Мы сделали это, Бекс!
Он покружил меня.
- Поздра...- я не смогла произнести что-либо еще, потому что его губы были на моих. Их вкус был слабосоленый. Не было сомнений, что его черные полоски на щеках окажутся и на моем лице, но меня это не заботило. Это наш момент, мы вместе, и я знала, что это закончится слишком быстро.
В конце концов, он был героем. Вскоре его товарищи по команде понесут Джека с поля на плечах. Я знала, что если я хочу встречаться с защитником, мне придется делиться им, как сегодня.
Сейчас.
Мой обеденный уголок.
Мои спицы метались вперед и назад, так они работали. Обед оставался нетронутым на твердом полу из плитки рядом со мной. Питьевой фонтан рядом с моим плечом вздрагивал, выпрыскивая наружу охлажденную воду.
Мне понравился белый шум и одиночество в укромном уголке.
- Никки?
Я остановила свое бешеное вязание, но не подняла глаз. Может быть, кто бы это ни был, ему нужна не я.
- Бекс?
А может и я. Две ноги появились рядом с моим мешком с обедом. Как она разыскала меня?
Я посмотрела вверх. Девушка, смотрящая на меня, не изменилась. Она все еще красива, с круглым лицом, длинными светлыми волосами, падающими каскадом на плечи. Эти волосы всегда выглядели как снимок водопада, как если бы он мог двигаться.
Она расстроена. Я чувствовала это.
- Привет, Джулс, то есть Джулианна, - сказала я.
Она сочувственно улыбнулась и опустилась на землю, чтобы быть со мной лицом к лицу. Я отложила вязание.
- Джулс, - поправила она. - Ты зовешь меня Джулс.
Я постучала по полу пальцами, закрыв глаза. Я почувствовала, как одну из вязальных спиц поместили обратно мне в руку, и когда я открыла глаза, Джулс положила клубок пряжи мне на колени. Она перебирала цветы на шляпе, которую я почти закончила.
- Это великолепно, Бекс, - сказала она. Мое прозвище ощущалось так, словно теплый кофе путешествовал вниз по моему горлу, согревая мои внутренности. - Когда ты научилась вязать?
- Две недели назад.
Мои пальцы автоматически начали свою работу снова.
- Ты всегда быстро всему училась.
Я улыбнулась. Она использовала тот ненавистный факт, что школа легко давалась мне.
Именно тогда раздался звонок об окончании обеда. Я вскочила на ноги, поразив этим Джулс. Я не могла с этим ничего поделать. Здесь все казалось громче.
- Эй, Бекс. У нас есть еще пять минут, - сказала она.
- Извини, я просто... - я не знала, как закончить.
Джулс сжала мою руку.
- Все нормально. Я могу только представлять, через что ты прошла.
Она не сказала, но это звучало, как будто она верила слухам, что я сбежала и попала в реабилитационный центр. По крайней мере, она не спрашивает меня обо всей истории. Я предпочла бы, чтобы люди верили слухам, чем я попыталась бы объяснить им, что я была в своем роде в Нижнем Мире в течение ста лет. Мне не нужно, чтобы каждый думал, что я сошла с ума.
Я ни с кем не говорила до конца дня.
Когда я вернулась домой из школы, мой папа был в гостиной с женщиной в сером костюме, он представил её, как миссис Эллингсон. Она сказала, что она здесь как мой друг. Я ответила ей, что мне не нужны друзья.
Она попросила меня сдать анализы.
Вечером того же дня мой папа позвал меня в свой кабинет. Я знала, что чего бы он ни хотел, это было серьезно, поскольку учеба всегда была тем предметом, где все наши серьезные переговоры имели место быть.
Он заканчивал писать письмо, когда я вошла, так что я спокойно села и осмотрелась. В комнате пахло кожей. Стены из темного дерева были покрыты фотографиями его достижений. Его церемония вручения дипломов юридического факультета. Его инаугурация мэра Парк-Сити. Разрезка ленты для проекта реконструкции в Египетском театре на главной улице.
Была лишь одна семейная фотография на стене, которую мы сделали на Рождество два года назад. Мои мама и папа обнимаются, сидя на диване, я и мой уже десятилетний брат Томми стоим за ними.
Бедный Томми. Он был счастлив, что я вернулась, но он не знает, что делать со мной. Это заняло у него целую неделю, чтобы понять, что я не в состоянии играть в бейсбол вместе с ним, как раньше. Казалось, он хочет, чтобы я что-то сказала. Что угодно. А потом он уходит разочарованным. Я любила его, но я не знаю, как исправить все то, что было сломано в нашей семье.
Стол моего отца усыпан бумагами, на многих из которых показаны гистограммы последних голосов за его переизбрательную кампанию. Я подумала, что если из-за меня сейчас страдает его работа, но я боялась спросить.