А для Бобби-боя Лиз Гарфилд было важным довести до конца одно дело, прежде чем они уедут из Харвича.
* * *Он был еще слишком мал и возрастом, и ростом, чтобы в открытую сделать то, что нужно было сделать. Действовать надо будет осторожно и по-подлому. Что по-подлому, Бобби не смущало: его больше не тянуло брать пример с Оди Мэрфи или Рэндольфа Скотта, совершавших подвиги на дневных киносеансах, а кроме того, кое-кто заслужил, чтобы на него напали из засады: пусть сам почувствует, каково это. Для засады он выбрал деревья, в которые Кэрол увела его в тот день, когда он разнюнился и устроил рев, — самое подходящее место, чтобы дождаться, когда Гарри Дулин, старый мистер Робин Гуд, проедет на верном коне по поляне лесной.
Гарри подрабатывал в «Любой бакалее». Бобби давно знал об этом — видел его там, когда ходил с мамой за покупками. А еще Бобби видел, как Гарри возвращался домой, кончая работать в три часа. Обычно Гарри шел с каким-нибудь приятелем, а то и приятелями. Чаще всего с Ричи О'Мира. Уилли Ширмен словно бы исчез из жизни старика Робин Гуда — вот как Салл почти исчез из жизни Бобби. Но один или не один, Гарри Дулин всегда шел домой через Коммонвелф-парк.
Бобби завел привычку забредать туда во второй половине дня. Теперь, когда пришла настоящая жара, в бейсбол играли только утром, и к трем часам поля А, Б и В совсем пустели. Рано или поздно Гарри пройдет тут мимо безлюдных полей без Ричи или кого-нибудь еще из его веселых молодцов. А пока Бобби каждый день между тремя и четырьмя часами прятался среди деревьев, там, где выплакался, положив голову на колени Кэрол. Иногда он читал. Книжка про Джорджа и Ленни заставила его заплакать. «Парни вроде нас, которые работают на ранчо, это самые одинокие парни в мире». Вот как это виделось Джорджу. «Парням вроде нас ничего впереди не светит». Ленни-то думал, что у них будет ферма и они будут разводить кроликов, но Бобби еще задолго до конца понял, что для Джорджа и Ленни не будет ни ферм, ни кроликов. Почему? А потому, что людям надо на кого-то охотиться. Находят какого-нибудь Ральфа, или Хрюшу, или глупого могучего Ленни и превращаются в низких людей. Надевают свои желтые плащи, заостряют палку с обоих концов и идут охотиться.
«Но парни вроде нас иногда берут свое, — думал Бобби, ожидая дня, когда Гарри будет один. — Иногда мы берем свое».
Этим днем оказалось шестое августа. Гарри неторопливо шел через парк к углу Броуд-стрит и Коммонвелф-стрит все еще в красном фартуке «Любой бакалеи» — ну и дерьмовый нимрод! — и распевал «Мак Нож» голосом, от которого все гайки расплавились бы. Стараясь не зашуршать ветками тесно стоящих деревьев, Бобби зашел ему за спину, бесшумно ступая по дорожке, и бейсбольную биту занес только, когда приблизился на верное расстояние. А занося ее, вспомнил, как Тед сказал: «Трое мальчишек против одной маленькой девочки. Значит, они думали, что ты львица». Но, конечно, Кэрол львицей не была, как и он — львом. Львом был Салл, и Салла тогда здесь не было, нет его здесь и сейчас. А сзади к Гарри Дулину подкрадывается даже не волк. Он просто гиена, так что? Разве Гарри Дулин заслуживает чего-нибудь лучше?
«Нет», — подумал Бобби и размахнулся битой. Она опустилась с таким же смачным ударом, с каким на озере Кантон он отбил свой третий мяч далеко в левое поле. Но удар по Гарри был даже смачнее.
Гарри взвизгнул от боли и неожиданности и шлепнулся на землю. Когда он перекатился на бок, Бобби тут же ударил его битой по левой ноге — прямо под коленом.
— Оооооооууух! — завопил Гарри. Было очень приятно слышать, как Гарри вопит, — настоящим блаженством. — Оооооооууух! Больно! Бо-о-ольно!
«Нельзя дать ему встать, — думал Бобби, холодным взглядом выбирая место для следующего удара. — Он вдвое меня больше. Если я промажу хоть раз и позволю ему встать, он меня в клочья раздерет. Убьет, мать его!»
Гарри пытался отползти, вспахивая гравий дорожки кроссовками, проводя борозду задницей, упираясь локтями. Бобби взмахнул битой и ударил его по животу. Гарри судорожно выдохнул, его локти разогнулись, и он растянулся на спине. Глаза у него были ошалелые, полные сверкающими под солнцем слезами. Прыщи пучились багровыми шишечками. Его рот — крепко и злобно сжатый в тот день, когда Рионда спасла их, — теперь расползся и дергался.
— Ооууух, хватит, я сдаюсь, я сдаюсь. Го-о-осподи!
«Он меня не узнал, — понял Бобби. — Солнце светит ему в глаза, и он не знает, кто его бьет».
Но этого было мало. «Неудовлетворительно, ребята!» — вот что говорили вожатые лагеря «Винни» после санитарного осмотра хижин — это ему рассказал Салл, только Бобби было совсем не интересно: плевать он хотел на санитарные осмотры и сумочки из бусин.
Но тут он плевать не хотел, нет уж! И он наклонился к самому искаженному лицу Гарри.
— Помнишь меня, Робин Гуд? — спросил он. — Помнишь меня, а? Я же Малтекс-Беби.
Гарри перестал визжать. Он уставился на Бобби, наконец его узнав.
— Я тебе… покажу, — сумел он выговорить.
— Ничего, дерьмо, ты мне не покажешь, — сказал Бобби. Гарри попытался ухватить его за лодыжку, и Бобби изо всех сил пнул его в ребра.
— Оуууух! — вскрикнул Гарри Дулин, возвращаясь к прежней лексике. Ну и мразь же! Нимрод при всем параде. «Наверное, мне побольнее, чем тебе, — подумал Бобби. — В кроссовках пинаются только идиоты».
Гарри перекатился на другой бок. Когда он кое-как поднялся на ноги, Бобби размахнулся, как для завершающего удара по мячу, и опустил биту поперек ягодиц Гарри. Звук был такой, будто кто-то выбивал тяжелый ковер — за-ме-ча-тель-ный звук! Улучшить эту минуту мог бы только мистер Бидермен, если бы и он валялся на дорожке. Бобби точно знал, куда бы он его вдарил битой.
Однако полбулки лучше, чем ничего, во всяком случае, так всегда говорила его мать.
— Это тебе за Гербер-Беби, — сказал Бобби. Гарри снова лежал на дорожке и рыдал. Из его носа текли густые зеленые сопли. Одной рукой он пытался растирать онемевшую задницу.
Кулаки Бобби снова сжались на конической рукоятке биты. Ему хотелось занести ее для последнего удара и опустить не на голень Гарри, не на спину Гарри, а на голову Гарри. Ему хотелось услышать, как хрустнет череп Гарри, и ведь без него мир только выиграет, верно? Говно ирландское. Низкий…
«Довольно, Бобби, — сказал голос Теда. — Хватит. Удержись. Возьми себя в руки».
— Только тронь ее еще раз, и я тебя убью, — сказал Бобби. — Тронь меня еще раз, и я сожгу твой дом. Нимрод дерьмовый.
Чтобы сказать это, он присел рядом с Гарри на корточки. А теперь выпрямился, огляделся и ушел. Когда на полпути вверх по Броуд-стрит ему встретились близняшки Сигсби, он весело насвистывал.
* * *В последующие годы Лиз Гарфилд почти привыкла открывать дверь полицейским. Первым явился полицейский Реймер, их толстый участковый, который иногда покупал ребятне орешки у торговца в парке. Когда он позвонил в дверь квартиры на первом этаже дома 149 на Броуд-стрит вечером шестого августа, вид у полицейского Реймера был далеко не счастливый. С ним были Гарри Дулин, который еще неделю, если не больше, мог сидеть только на мягких стульях, и мать Гарри, Мэри Дулин. Гарри поднялся на крыльцо, как старик, прижимая руки к крестцу.
Когда Лиз открыла дверь, Бобби стоял рядом с ней. Мэри Дулин ткнула в него пальцем и закричала:
— Это он! Это мальчишка, который избил моего Гарри! Исполняйте свой долг! Арестуйте его!
— В чем дело, Джордж? — спросила Лиз.
Полицейский Реймер замялся. Он перевел взгляд с Бобби (рост — пять футов четыре дюйма, вес — девяносто семь фунтов) на Гарри (рост шесть футов один дюйм, вес — сто семьдесят пять фунтов). В его больших влажных глазах было явное сомнение.
Гарри Дулин был глуп, но не настолько, чтобы не понять этот взгляд.
— Он меня подстерег. Набросился на меня сзади. Реймер нагнулся к Бобби, упершись пухлыми руками с багровыми суставами в лоснящиеся колени своих форменных брюк.
— Гарри Дулин, вот этот, утверждает, что ты избил его в парке, когда он шел домой с работы. — Последнее слово он выговорил как «срррбыты», и Бобби это навсегда запомнил. — Говорит, что ты спрятался, а потом уложил его битой. Он и обернуться не успел. Что скажешь, малый? Он правду говорит?