Клер снова наносит линии пунктиром, на этот раз по гипсу. Берет долото и молоток, наносит сначала легкие удары по суставам, там, где торчат деревянные клинья. Удары отдаются в гипсовой оболочке, и Артур чувствует, как дрожат его кости. Под каждым клином сразу же расширяются трещины. Затем Клер втыкает резец в трещину и двигая им, как рычагом, ловко ломает скорлупу. Один за другим она отделяет куски пластыря, как будто сдирает кожу, трескается арматура прогипсованных лент; в тех местах, которые поддаются с трудом, она разрезает ткань. Она кладет в ряд куски гипса с отпечатками тела Артура. Она хватает свой нож с ручкой из железного дерева и начинает работать им над спиной «пациента» – прижимая острие к эластомерной мембране, аккуратно разрезает ее и отклеивает по вертикальной линии от затылка до ягодиц. Синтетическая оболочка отделяется от кожи, распадаясь на две половины – две длинные прозрачно-перламутровые пленки, которые она кладет на простыню. Затем снимает пленки с рук и ног.
– Я не думал, что ты такая сильная.
– Боялся, что я не смогу тебя освободить?
– Я ужасно устал.
– Это нормально. Ты лежал в одной позе только час. А мне доводилось позировать шесть часов. Неподвижно. Плохо же мне приходилось в тот день.
– Мне холодно.
– Я только что сняла с тебя кожу.
– Обними меня.
Его кожа жирна от вазелина. Она сбрасывает халат, он накидывает его. Она обнажена.
– Душа моя, скульптор никогда не дотрагивается до своих натурщиков. Это исключено.
Артур рассматривает свое тело, кусками лежащее на паркете, как клешни, ножки и панцирь рака, – оболочка, сохранившая его форму. Что она сделает с этими кусками? Соберет их и восстановит его, отлив из пластмассы? Он будет выглядеть прекрасно. Но они пока не закончены. Не хватает одной детали.
– Да, я знаю, тебе нужна моя голова.
– Нет, вспомни, у меня эта форма осталась с Канкали – Она опускает глаза на не снятую с него капсулу – Мне не хватает твоего члена.
– Я тебе не разрешаю брить меня там.
– Можно сделать и без этого, но тогда будет больно. – Его отказ видимо обижает ее. – Когда ты увидишь муляж твоего тела, тебе захочется, чтобы у него был член, поверь мне.
– Нет. Не будет тебе моего члена. Я уже много дал. Остальное не для меня! – голос Артура прерывается от ярости.
– Артур, ты ужасно скуп в любви.
В ванной Клер, под горячими струями душа, он вновь обретает свое тело. В это время она разрезает ножом коробки, распаковывает их, находит вещи, которые она не узнает, но понимает свою ошибку слишком поздно. Это кассеты с записями, надписанные просто «Гадалка». Она включает диктофон, засовывает туда кассету и начинает слушать, сделав звук потише. Артур сразу же узнает этот голос, этот акцент. Он выключает воду, настораживает слух. Клер спрашивает его издалека:
– Что за женщина говорит обо мне, не зная меня?
Артур отвечает очень громко, слишком громко:
– Моя личная ведьма! Она давно уже поставляет мне информацию!
Клер останавливается на пороге ванной с ножом в руках.
– С тобой я точно теряюсь. Ведь к гадалкам ходят женщины!
– Это клише! А может быть, у меня развита женская сторона души!
– Не оправдывайся. Ты обсуждаешь меня с незнакомой женщиной, ничего мне об этом не сказав. Ты пытаешься разгадать мои тайны обманными средствами. В крайнем случае, если бы ты сказал мне об этом, я бы поняла. Но ты скрывал. Ты не доверяешь мне. Ты манипулируешь. На самом деле я тебя не знаю.
Ярость Клер холодна, лед ее взгляда так тверд, что она больше не видит мужчину, который стоит перед ней.
Ужин заканчивается так же, как и начался, – в молчании. Горькая складка залегла у губ Клер. С начала совместной жизни они танцуют под сменяющие друг друга диссонансы, и каждый в свою очередь вел танец. Он ищет способа вырваться из этой сети. Артур – такой мужчина, для которого очень важно детство. Только ребенок в нем способен восстановить тишину и время. Ребенок – его часы: самые безжалостные, самые невинные, живые. Наконец он разжимает зубы и обращается к Клер с мольбой. Это просьба, а не предложение. «Я хочу от тебя ребенка». Он видит как вздрогнули ее веки, как ресницы, две черные птички-колибри, порхнули вокруг глаз, как ирисы сменили цвет с серого на оловянный. Он повторяет: «Я хочу от тебя ребенка». Он уже попросил ее разделить с ним кров. Это был первый неверный шаг. А сейчас он совершил второй.