Николай взглянул на часы. Было около пяти. Поручив свои вещи соседу, он отправился на базар. Не переставая поеживаться, он шел по вдавленным в землю плитам тротуара, засовывая глубоко в карманы озябшие руки.
Воскресный базар гремел, как старая водяная мельница. Утренний ветерок гонял по площади обрывки газет и сухую рыбью чешую.
Длинные деревянные столы были заставлены плетеными корзинами с брусникой и черемухой, которая успела пустить сквозь прутья свой густой чернильный сок, кучками желтых помидоров и пучками свежей моркови. Хозяйки макали в ведра веники и кропили водой морковку. Прямо на земле были воздвигнуты пирамиды из полосатых семипалатинских арбузов. На шеях румяных и словоохотливых торговок красовались ожерелья из сушеных грибов. Рядом с длинными стеблями перезревшего укропа чья-то рука живописно разложила привядшие астры, белые и бледно-сиреневые, тронутые осенней чернью.
Возле худощавой бабы со скорбной иконописной физиономией толпилось много народу. На прилавке перед ней стоял эмалированный таз, накрытый промасленным полотенцем. В тазу лежали плоские худосочные пирожки. Вид у них был такой, будто по ним проехался паровой каток. Люди покупали пирожки охотно.
Николай отошел за облупившийся аптечный киоск и, сняв с руки часы, бережно взял их за ремешок. Он потоптался на месте и, вздохнув, решительно двинулся вперед, подхваченный людским потоком.
У длинного забора, где ветерок шевелил обрывки пожелтевших афиш, было особенно многолюдно. Старик с вылинявшими глазами и рябым от оспы лицом кричал высоким фальцетом:
— Ес-с-сть состав для удаления пятен на материале! Ес-с-сть состав…
— Мастика для точки бритв! Мастика для точки бритв! — бесстрастным голосом вторил человек неопределенного возраста.
Николая давили, бесцеремонно толкали локтями, наступали на ноги. Неожиданно кто-то потянул его за рукав.
— Давай сюда, милок!
Николай обернулся. Возле него стоял маленький юркий человек в потрепанном картузе и стеганом ватнике.
— Давай сюда, в уголок, не то затолкают нас грешных.
В углу кучковались какие-то люди. На их лицах была написана озабоченность. Можно было подумать, что они по меньшей мере приняли на себя ответственность за судьбу города.
— Тебе, милок, повезло, — бодро говорил попутчик, подталкивая вперед Николая. — Нападешь на барыгу какого-нибудь, он тебя враз облапошит. А я человек честный, весь как на ладошке, — и он протянул к носу Николая свою руку с кургузыми пальцами.
— А ну-кась показывай товар! Так-так, — говорил он, принимая из рук Званцева часы. — Штамповка? Так и есть.
— Факт, цилиндра, — небрежно подтвердил какой-то усатый старикан, щуря близорукие глаза. — Акромя морды в них и нет ничего.
— Известно — заграница, — заметил расторопный толстяк. — Там все на красоту бьют, а добротности никакой. Сколько хочешь? — неожиданно спросил он.
— Ну сколько?.. — растерялся Николай. — Рублей триста.
— Э-ге, губа не дура, — усмехнулся старик. — Три бумажки за такое барахло, — и пренебрежительно махнув рукой, отошел в сторону.
— Да, это ты, милок, загнул, — весело поддержал толстяк. — Такой цены нынче нет. — Он вздохнул и, помедлив немного, добавил: — Однако я могу помочь тебе. Мне, видишь ли, нужны такие часики. Циферблат красивый. Ну что, давай махнем? Я дам тебе классные, кировского завода. Анкерный ход, пятнадцать рубинов. Настоящий брегет!
Он достал большие карманные часы.
— Да на что они мне? — искренне удивился Николай и нетерпеливо потянул за ремешок. Но толстяк, видимо, не хотел расставаться с его часами.
— Да ты постой, — быстро заговорил он. — Рядись — оглядись, верши — не спеши. Я верное дело предлагаю. На, забирай свои часы. И вот эти бери. Бери, бери, — добавил он, заметив, что Николай собирается отстранить его руку. — Знаю, никуда не денешься. Иди и поспрашивай, сколько тебе за мой товар-то дадут. Тогда и разговор будет.
Минут через пять возле мясного ряда Николая остановил высокий гражданин в бобриковом пальто. У него было строгое лицо с тонкими чертами. Он держался с достоинством.
— Сколько просите? — спросил гражданин, указывая на карманные часы.
— Вы эти посмотрите, — краснея предложил Николай.
— Нет уж, дудки. Думаете, если я тут человек новый, то меня и одурачить можно? В этом деле я как-нибудь разбираюсь.
Он взял часы толстяка, не спеша достал из кармана перочинный ножичек, открыл его и приподнял крышку часового механизма.