— Знаю.
— Но мало тех, кто исправно приносит что-то «вкусное» каждый день. Каждый день! Вдумайся! Они считают тебя своим отличным активом. И не отпустят просто так.
— Активом… выгода… кто ты такой?
— Я гоблин Оди. Ну? Решай.
— Хотя бы чуть иначе… чуть мягче…
— Это и так мягко. Слушай… хватит искать лазейки. Тут всего два варианта. Всего два! Первый — оставляем все как есть. Бери чуть испачканные майку с бейсболкой и неси им. Не забудь встать на колени. И приспусти шортики — вдруг сегодня именно этот день.
— Сдохни!
— Второй вариант — ты раз и навсегда решаешь для себя что ты больше не жертва. И тогда мы идем прямиком к ним, и ты четко и внятно им говоришь то, что я тебе сказал.
— Но почему в клуксе?
— Соваться на их территорию неподготовленными? — улыбнулся я — Ну уж нет. Все начнется в общественном месте. Там, где много чужих глаз. И где постоянный пригляд Матери… так ведь вы называете систему? Мать…
— Называем — кивнула Йорка. Отвечала машинально, явно погруженная в тяжелые раздумья. Она принимает важнейшее решение в своей жизни. Решает, как она будет жить дальше. И отвечает, чтобы потянуть время — И я ее так часто называю. Мать.
— М-да…
— А что? Сам посуди, Оди — она и тебя родила.
— Ну нет. Она пришила мне первые попавшиеся конечности и выплюнула в тупиковый коридор Окраины. Выплюнула прямо в грязь и дерьмо.
— Знаешь почему ее называют Матерью?
— М?
— Потому что она кормит нас, поит нас, приглядывает за нами. Только благодаря ей тут не творится форменное безумие, есть хоть какой-то порядок. Она защищает нас.
— Отрезает нам руки — подхватил я.
— Какая мать не наказывает свое дитя? Но она всегда готова простить, если ты взялся за ум. Всегда дает шанс — даже поганому червю. Она наша Мать. Пусть не лучшая на свете — но Мать.
— Меня ты не убедила. Так что, гоблин Йорка… твое решение? Решаем сами? Или будешь уповать на Мать?
— Мне стоило проломить тебе голову, гоблин! Когда ты еще лежал у моих ног весь в слизи и без сознания.
— Ты упустила свой шанс — улыбнулся я, уже зная ее ответ.
— Сделаем по-твоему! — сжала она челюсти и набычилась — По-твоему! Чтоб ты сдох, гоблин Оди!
— И тебе не хворать, гоблин Йорка.
— Про пати ты серьезно?
— Само собой. Причем немедленно. Один за всех — и все… — я с ожиданием посмотрел на нее.
— Понятия не имею чего ты сейчас ждешь — с недоумением ответила она.
— И все за одного — вздохнул я — Гоблин ты и есть гоблин. Пошли… перекусим заодно чем там ваша Мать угостит. А угощает она всегда одним и тем же.
— Еду и питье дарует.
— Ты ведь не фанатик религиозный?
— Может и верю. А что? Знаешь, как мне тяжело приходилось… поверишь тут…
— Все секты являются в миг, когда человеку особенно тяжело — назидательно сказал я — Когда он одинок и наиболее уязвим.
— Заткнись и сдохни! Я ведь не считаю ее божеством!
— Вот так-то лучше.
— А может не будем брать воду и брикеты? Сегодня и так три раза ели. Сэкономим два сола.
— Ну нет. Нам нужны силы. Ни за что не поверю что те амбалы с дубинами едят по три брикета в день и оттого нарастили такую гору мышц. Их кормят на убой. Их тренируют. И снова кормят. Поэтому у них сила и быстрота.
— Тогда поедим… пошли?
— Пошли — кивнул я и мы двинулись к семнадцатому перекрестку — Слушай…
— Что?
— А как ты руку потеряла?
— Заткнись.
— Понял… еще не время для душераздирающих доверительных историй?
— Нет. Сдохни, гоблин.
— Ну ладно. Подождем…
Начало моего плана просто гениально — ничего не делать и просто отдыхать, пялясь в высокий потолок и размышляя о бренном. Так и поступили. Вплоть до молчания. Моя мелкая голова тупого гоблина получила столько информации и переживаний за сегодня, что требовалась небольшая пауза. Тем более день еще не закончен и впереди самое интересное.
Йорка должна был отнести дань в девятый коридор — на девятую тропу на местном жаргоне — к восьми семнадцати вечера.
Именно в 20:17 ровно.
Почему?
О. Это не каприз наглых тварей. Нет. Просто в 20:17 по девятой тропе проносится мелкая полусфера системы и в следующий раз заглядывает в этот один из множества переулков Окраины только через тридцать три минуты. По выспренным словам Йорки — это сумрачное время, когда Мать не видит. Когда она это произнесла — на полном серьезе — я ржал так, что на нас обратила внимание добра сотня гоблинов и зомби.