Я терпеливо ждал. Не ради того, чтобы взбесить жирного еще сильнее. Ради Йорки — чтобы она полностью опустошила свои ментальные гнойники, чтобы выплеснула с криком всю черноту, что скопилась в душе. Хуже нет, когда человек тащит и тащит на себе груз скопившихся негативных эмоций. Этот сдерживаемый негатив — он душит. А я хочу, чтобы Йорка дышала полной грудью.
— Сука! Сука! Сука! Подохни, отсос! Сдохни!
С сипом набрав в грудь воздуха, Джонни резко качнулся вперед. На нем повисла истошно завизжавшая подруга?
— Нет, Джонни! Нет! Матерь смотрит! Смотрит! Жди!
С огромным трудом ей удалось не остановить, но задержать. Джонни продолжал двигаться вперед, за шажок преодолевая сантиметров пятнадцать. Эту гору пропитанного черной злобой жира словами уже не остановить. Если не Йорку и не меня — он начнет месить союзников. В первую очередь достанется мужеподобной мымре, что уже пришла в себя после удара в живот и тихонько блеяла с пола:
— Покажи им, Джонни. Покажи! Бей их! Бей! Топчи!
— Заткнись, сука! — бросила ей висящая на руке Джонни девка и мымре достался еще один удар — на этот раз пинок в челюсть. Та успела отшатнуться, но ее все же зацепило. Клацнули зубы, она взвыла, схватилась за рот — наверняка прокусила язык. А это очень больно.
Над нами пронеслась сфера. Схватив продолжающую кричать напарницу за плечо, потащил за собой. Та сопротивлялась. Зло зарычав, дернул сильнее — дисциплина пока ужасная в личном составе. Обернувшись, состроил перепуганное лицо — челюсть отвисла, лицо перекошено, глаза расширены, плечи чуть напряжены — так будто я жду удара и уже инстинктивно сжался. Мой спектакль обязательно будет замечен. Вернее, уже замечен. Но замечен не сознанием жирдяя и его подручных — а их подсознанием. Сейчас в их голове щелкнуло и заверещало — эти гоблины нас боятся, эти гоблины нас боятся! Они бегут! За ними!
Свернув, рывком затащил Йорку за угол коридора. Сделал несколько быстрых шагов. Глянул на потолок. Подтащив напарницу к себе, толкнул дальше:
— Съежься и беги до следующего угла. Там жди!
Из покинутого коридора по бычьи заревели:
— Убью-ю-ю!..
— А ты? — только сейчас очнулась она, все еще стискивая кулак и запалено дыша.
— Делай! — лязгнул я голос, отворачиваясь — Беги! Не оборачивайся!
Топот ног дал понять — напарница подчинилась. Сунув правую руку под перевязь левой руки, нащупал, сжал пальцы, сделал шаг вперед и в сторону, коротко полоснул по раздутой шее. Еще полшага в сторону, пропуская мимо несущегося Джонни. Следующий удар достался уже не ему, а подталкивающей его девке. Туда же — по шеи. Только тянуться пришлось чуть сильнее. Не глядя на пробежавшую мимо парочку, прижался к стене. Едва из-за угла показалась мымра, сильно толкнул кулаком в лоб, заставив откинуть голову. И чирканул по открывшейся шее. Поспешно отскочив — дрожащие ноги чудом удержали — прижался к противоположной стене коридора. Выждал, когда она, еще ничего не понимающая, сделает неверный шаг. Вытер о ее спину убившую ее вещь и перешел на неуклюжий пока бег, промчавшись мимо начавших оседать на залитый кровью пол Джонни и симпатичной девки. Три метра. Убрать под перевязь бросающийся в глаза предмет. Десять метров. Двадцать. Угол. Улыбнувшись стоящей у стены Йорке, толкнул ее в плечо:
— Пошли.
— А…
— Проблема решена.
— Как решена?! Где они… где они, Оди? Что ты им сказал? И я дура — наорала всякой хрени. Он теперь точно нам жизни не даст. Слушай… давай уйдем, а? Прямо сегодня — в Мутноводье! Слышала, что в Дренажтауне можно исчезнуть. Да Джонни и не пойдет нас искать — он же жирный и ленивый. А здесь его кормушка. Слушай… Оди! Оди! Чего ты молчишь? Вот я дура, а… подставила нас, да? Совсем плохо? Где они? Подножку им поставил? Быстрей до клукса, Оди, я помогу бежать. Прости меня, прости… просто вырвалось…
— Стоп машина! — велел я.
— Но… я правда не хотела… но когда увидела его харю… когда вспомнила…
— Стоп!
— Хорошо…
— Огляди меня. Что видишь? Смотри хорошенько — остановившись, медленно повернулся на триста шестьдесят градусов — Что видишь?
— Уродливого гоблина — буркнула Йорка, проводя ладонью по лицу — Уф… тут есть полусфера… повезло…
— Больше ничего не видишь?
— Нет… а что я должна увидеть?
— Да ничего — улыбнулся я — Пошли.