– Сорвалась. – Проговорил Джеф, удивляясь, как же такое могло вообще случиться. Он поставил пузырек на ступеньку рядом с Радедормом и отошел, слизывая с пальцев темные капли.
– Дайте в руки мне баян! – Пропел Радедорм, ставя свою склянку ко второй:
– Я порву его к хуям!
Из бездонной тусовки появился еще один шприц, поболе первого. Радедорм присоединил к нему иглу с «петухом», поводил поршнем вверх-вниз. Глаза его начали радостно блестеть. Он улыбнулся, и, бормоча что-то под нос, взял со ступеньки пузырек. Опустив в него иглу с ваткой, он ловко перехватил шприц и большим пальцем начал оттягивать поршень.
Сначала ничего не происходило. Потом в баллончике шприца появилась первая капля, и он начал наполняться прозрачной, слегка желтоватой жидкостью. Жидкость пузырилась.
Джеф наматывал второго петуха, а Нефедыч и Мулька, не отрываясь, наблюдали за заполнением баллончика. Вскоре, когда тот был почти полон, Радедорм прекратил отсасывание и отсоединил иглу, оставив ее в пузырьке.
– На, выбирай себе. – Протянул он остатки Нефедычу. Тот сразу принялся за это дело. Сам же Радедорм, прекратив обращать внимание на что бы то ни было, нацепил на шприц новую, тонкую иголку и закатал себе рукав.
Показалось предплечье, на нем виднелись цепочки небольших коросточек. Радедорм издал радостное шипение, взял шприц в рот и перетянул руку манжетом рубашки.
Взбухли серые кабеля. Я заворожено смотрел на выпирающие из-под кожи вены, палец Радедорма, который надавливал на них.
Наконец, наркоман принял решение. Он извлек шприц изо рта и нацелился иголкой в найденное место:
– Ну, не подведи, старый добрый рекордишник! – И игла продырявила кожу.
– Контроль, ты где? – Бормотал Радедорм, зачем-то пытаясь большим пальцем оттянуть поршень. В прозрачную жидкость брызнула кровь. Она неширокой струйкой потекла вниз, стелясь по внутренней стороне стеклянного баллончика, не смешиваясь с раствором наркотика.
– Погнали. – Шепнул Радедорм, он шевельнул рукой, манжета, ее перетягивающая распустилась, и упала прямо на то место, где был воткнут шприц. Но наркоман, не обращая на это внимания, начал вводить мульку.
Секунд пять – и шприц был пуст.
Рывком выдернув иглу из руки, Радедорм протянул шприц. Джеф тут же его взял. За мгновения, пока отверстие от укола оставалось без присмотра, через него уже вытекло сколько-то крови, оставляя на коже темно-красную полоску. Отдав инструмент, Радедорм прижал дырку пальцем и медленно откинулся на пыльные ступени.
Пока он лежал с закрытыми глазами, Джеф сполоснул шприц от крови, взял пузырек, и, нацепив торчащую из него иглу на шприц, стал набирать раствор мульки.
Неужели он хочет уколоться тем же шприцом? Я недоумевал, ведь шприцы надо кипятить, стерилизовать, иначе…
– А вы все одним?.. – Наклонился я к Нефедычу.
– Не стремайся. – Он взял меня за локоть и доверительно впился взглядом в мои расширенные глаза. – Мы чистые. Гепатита ни у кого нет, и не было. И вообще, мулька хороша тем, что она сама антисептик. Через нее не заразишься.
Джеф уже наполнил шприц, а Радедорм не подавал признаков жизни.
– Подержи… – Попросил Джеф Мульку. Та с готовностью обхватила его бицепс обеими руками. Джеф не стал садиться и долго готовиться. Он чуть ли не с размаху всадил иглу и сразу же начал жать на поршень, вдавливая в себя наркотик.
Закончив, он отдал шприц Нефедычу и сполз по стенке.
– С ними все в порядке? – Спросить, кроме переминающейся с ноги на ногу Мульки, было уже некого.
– Ага… Приходуются.
После этого она на меня посмотрела. И я понял, что она ни за какие коврижки не уступит мне свою очередь. Я буду последним. Странно, оказывается, я еще лелеял какие-то надежды…
Пока Мулька колола Нефедыча, очухался Радедорм. Я тут же пристал к нему:
– Что, от этого так сознание теряют?
– Не-е… Это приход. Его надо чувствовать…
Да, – Вдруг переменил он тему, – Ты до сих пор хочешь сесть на иглу?
Я кивнул, понимая, что это «сесть на иглу» должно означать приобщение к клану потребителей наркотиков.
– Что ж, запомни этот день! Сегодня ты впервые ширнешься. Ширяние – это не простое баловство, это погружение в неизведанные глубины твоей психики, это путешествие в мир, в котором ты никогда еще не бывал, мир удивительный и странный, не похожий ни на что виденное тобою раньше. Ширка – это философский процесс. С каждой последующей вмазкой ты будешь все сильнее погружаться в эту философию, постигать ее и, вместе с ней постигать и себя…
– Потише вещай. Болтушка напала? – Прошипел с пола Джеф.
– Приходуйся, давай. – Добродушно проворчал Радедорм и продолжил, но уже значительно тише:
– Это путь, с которого уже нет возврата. Но не бойся, используй свой шанс, чтобы изменить себя и стать выше недоебаной толпы ебучих урелов, не знающих кайфа вмазки. Ты будешь выше пидорасов-совков, ты будешь ссать и срать им на лысины, пролетая над их безмозглыми бошками. Ты будешь ебать всех самых красивых баб и никто тебе в этом не помешает. Ты будешь свободен от условностей и хуиных комплексов, которыми напичкал тебя красножопый совок, который только и стоит того, чтобы засандалить ему километровым хуилой, чтоб разорвать к ебеням все его задроченные кишки и чтоб издох он в страшных муках не в силах отсосать сам себе!..
Слова пролетали мимо меня, почти не затрагивая сознание. Заботило меня одно: Мулька лежала уколотая, а Джеф набирал в шприц, уже ширнувший четверых сегодня (а за все время его жизни?..), остатки мульки. Сколько их? Сколько мне достанется? И достанется ли вообще?
Но Джеф закончил процедуру выбирания и улыбнулся. Он улыбнулся мне:
– Готов?
В горле стало неудобно, словно мне вставили, без на то моего согласия, чужой протез. Горький и скребущий.
Я судорожно кивнул, рукав и так у меня был закатан выше локтя.
– Может сядешь?
Сказать, что я сел, значит соврать. Я бухнулся на холодные жесткие ступени и протянул руку.
– Поставь локоть на колено. – Приказал Джеф. Пришлось повиноваться.
– Нефедыч, перетяни ему.
И Нефедыч обхватил своими лапами мою несчастную руку.
– Не смотри, если страшно, – Разродился советом Джеф, но я решил, что мне не будет страшно, что я буду смотреть как…
Игла вонзилась в мою руку. Боли почти не было. Разве что самую малость, на которую и внимание обращать совестно.
– Классные веняки. – Шептал Джеф. – В такие с закрытыми глазами ширять можно.
Пока он это говорил, в шприце показалась кровь. Моя кровь.
Сейчас…
Нефедыч убрал сдавливавшие руки и Джеф начал медленно вводить в меня мульку. Наркотик. Неужели это я?..
– Если станет нехорошо, говори сразу.
Я замотал головой.
– На приходе резких движений не делай и закрой глаза.
Вдруг шприц выдернули. Оказывается все… Наркотик в крови. Кровь во мне. А где же приход?
Я мерз на ступенях, смежив веки и исподтишка поглядывая за новыми приятелями. Я боялся, что пока я тут лежу, они тихо съебутся и оставят меня одного…
Вы ждете описания того, что со мой произошло после укола?
А почти ничего!
Я не понимал, чего надо ждать. Я сжался внутри. Я боролся со всем, что хоть на гран могло показаться странным.
Я ждал немыслимых ощущений, а их-то и не было! Я подготовился к галлюцинациям, но, вот хуйня, ни хуя подобного!
Да, появилось какое-то приподнятое состояние. Да, захотелось пить и ссать. Да, на языке появился привкус горького миндаля. Ну и что?
И это все?
Ради этого люди рискуют жизнями? Ради этого идут на риск быть посаженными в тюрягу?
Непонятно…
Поебень какая-то.
И ничего страшного.
Эта мысль меня успокоила. Хотя нет, я был слегка возбужден, хотелось рассказать всем о том, насколько напрасны, безосновательны, неприпиздны были все мои страхи.