На секунду я заглушил злобу, сделав рывок в сторону шевелящейся массы, повинуясь желанию, но за секунду до того, как я коснулся сотни протянутых ко мне конечностей, сделав одно из тяжелейших волевых усилий за всю свою жизнь, достал из ножен каскад и рубанул наотмашь. Из кучи заорали. Несколько голосов боли вырвались из пучины живой оргии и ударили мне по ушам. Прилив крови к голове и стучащее сердце. Я сделал второй удар и отсёк одному из тел голову. Брызги крови орошили моё лицо. Шевелящаяся масса отпрянула, не прекращая издавать томные стоны и я сорвался. Удар - и куча выплевывает из себя искореженных, пережеванных грешников, за годы пребывания здесь исказившихся и вытянувшихся. Некоторые из них ещё до моего прихода были мертвы, будучи раздавленными своими сородичами. Ещё удар. В сторону летят отрубленные конечности, руки, ноги и головы. В моей голове шум, как будто запускается огромная турбина. Он нарастает, но я, поглощенный сражением ярости и похоти не слышу его. Удар за ударом, удар за ударом. Я стою по колено в человеческой крови. Не думаю, просто рублю и режу. Это продолжалось всего несколько минут, но в моей голове прошли столетия. Две жажды боролись внутри меня, но в конце концов одна из них начала побеждать. Сначала я смог наскрести достаточно внимания чтобы вернулось зрение, а после желание начало отступать. Вторым вернулся слух. Теперь эхом в зале отдавались не только лишь крики удовольствия. Теперь здесь слышались крики боли. С исступленным лицом я стоял по колено в крови и продолжал кромсать поддавшихся бездумному греху ублюдков. Шаг за шагом. Их становилось всё меньше и меньше. Давление похоти уменьшалось, а давление ярости росло. И вот уже я полностью выныриваю из глубин собственного разума. Под моими ногами сам собой сформировался холм из изрубленных трупов. Я вспоминаю лицо Анфисы и наращиваю темп. Активирую нечестивое саморазрушение. Боль приводит в себя, давит похоть, питает ярость. Глаза застилает кровь. Удары становятся сильнее. Слух, зрение, запах и осязание возвращаются полностью. Они не сопротивляются, но это никак не мешает мне всем нутром их ненавидеть. Ненавидеть за то, что посягнули на мою святыню. Я хватаюсь за руку, протянутую из кучи и вырываю одного из отвратительных мне существ с такой силой, что его ноги остаются в сплетениях тел. Иссушенное лицо мертвеца, подброшенного в воздух на секунду пересекается взглядом с моим. Взмах и его тело разлетается на две половины. Я подбегаю к нему и раз за разом наношу удары до тех пор, пока не превращаю в фарш. Я слышу крик и с трудом узнаю в нем свой. Крик полный гнева и безумия, но лучше так, чем предать себя самого. Лучше быть чудовищем, чем ничтожеством. Похоть ослабевает и в воздухе слышиться голос на всё том же неизвестном языке.