Ну вот, еще и охота.
Маки задумался: если, ну, теоретически, Танэгасима до них все же доберется, то будет ой как нехорошо. Девчонок он наверняка сразу пустит на мясо для ебли, он был такой, этот Танэгасима, местами очевидный. А бедра Мисаки так и просились, чтобы их кто-то пожамкал, а лицо у Фумико было вполне себе ничего… Но их троих, мужчин, ждало что-то явно нехорошее. И кто-то мог вернуться, кто-то… Ему живо представилась сцена, в которой Тика-тян вбегает в палату, а потом смотрит на него, на больничной койке, обезображенного до неузнаваемости. Она точно будет плакать.
Быть убитым или изуродованным ему совершенно не улыбалось, как и видеть гибель своих соратников (даже Фумико), поэтому он сделал для себя неутешительный вывод: надо было бороться до конца. Они что-нибудь придумают. Может, выйдут на связь с этим ублюдком Нанами и начнут срать ему в уши. Он молодой, наверняка не выдержит, а давить они умели.
Пока он думал надо всем этим, Тецуо внезапно указал куда-то в сторону кучи мусора.
— Грузовой лифт, — он мрачным взглядом обвел остальных. — Через него можно пробраться наверх. По одному.
Звучало всяко лучше лестницы, полной голодных до их жизней наркоманов.
Маки обернулся, чтобы осмотреться… и едва не заорал, когда прямо у него перед носом оказался один из торчков. Свисал сверху, словно паук. Впалый нос, кривые зубы, мерзкое зрелище, и Маки брезгливо поморщился, радуясь, что он в шлеме. Электрическая дубинка сама собой оказалась в руке, и Маки сделал аккуратный «тюк» по голове. Лишь бы не стрелять и не привлекать внимание.
Но надо было бить сильнее, или одного «тюка» было явно недостаточно — потому что, торчок, упав вниз, начал корчиться и орать. И, словно они были в каком-то фильме про оживших мертвецов, их команда стала центром внимания всех местных обдолбышей, уставившихся на них голодным взглядом. Ой-ой.
— Маки, ну какого хрена!
Ему правда было стыдно. Самую малость. Самую чуточку…
Тецуо покосился на него, как на дурачка — даже сквозь шлем чувствовалось, а затем швырнул в толпу гранату с усыпляющим газом. С другой стороны Фумико швырнула в толпу светошумовую. Но что можно сделать против толпы, что жаждет новой дозы? Даже ослепленные, они шли вперед, и Маки понял — ну все, сейчас придется немного снизить статистику пристрастившихся к наркотикам в Эдо.
— Тенши-5, идешь со мной. Может, сверху будет еще один терминал.
Поджав губы, он покосился назад напоследок — там, где Рю, Тецуо и Фумико начали раскидывать толпу. Первый делал это четко, уверенно — в общем-то, как и обычно. Рю был таким парнем, что все делал верно, не заходя слишком далеко в мораль и прочие гадости, а вот Тецуо… Маки вспомнилось, что в «Макаи-Мед» они всегда проходили тесты на профпригодность, и все всегда знали результаты друг друга, для безопасности — кроме тех, что были у того. И то, что сейчас видел Маки — с какой отточенной жестокостью Тецуо расправлялся с толпой впереди себя, орудуя дубинкой, несколько… поражало.
Но жажда новой дозы была сильнее; кто-то накинулся на Тецуо и повалил его на землю, Фумико пустила очередь по толпе, и Рю, недвижимый, словно скала, вновь разложил щит…
Затем, Маки отвернулся. Потом, все потом. Он был уверен, что ребята справятся, а ему надо было прикрывать Мисаку-тян.
И полез в шахту лифта, следом за ней.
Через какое-то время, когда Маки уже добирался до этажа, до которого Мисака смогла докинуть кошку — дальше проход был просто заварен — услышал шум внизу, и оглянулся. А там, через шахту, лезли и остальные, попутно отбиваясь от обезумевшей толпы. Кто-то из наркоманов, сбитый, падал вниз; но часть просто беспомощно пыталась ухватить их за ноги, не в силах пробраться дальше. Ребенок и беззубая женщина повисли на ногах у Рю, но он легко сбросил их прочь, и они улетели в бездну следом, где-то вдали разбившись с влажным хрустом.
Настоящий ад, с нервной улыбкой подумалось Маки. Если такое ждало их на первых десяти этажах, то что же могло быть дальше?
Вместе с Мисакой они помогли остальным ребятам забраться на этаж, и Рю отряхнул застрявшие в броне чужие ногти. Сейчас они были в пустой комнате, похожей на склад. Наружу вела единственная дверь.