– Что это? – в страхе спросил Максим.
– Лешие, – ответил Аверя, который даже бровью не повел, глядя на этих страшилищ.
– Какие такие лешие?
– Всякий клад своей силой порождает собственных стражей, и если он в лесу, мы их лешими кличем, если под водой – водяными, а на болоте – кикиморами. Имена те от стародавних времен уцелели, когда люди несведущими были в кладоискательстве и не знали, что суть у всех этих тварей одна. Будь хоть каким богатырем человек, а посягнет на клад без умения, так они его убьют до смерти. Им это сделать – что нам с тобою орех раскусить.
– Так погибли ваши родители?
Аверя угрюмо промолчал, и Максим понял, что зря задал этот вопрос. По счастью, тут раздался возглас Аленки:
– Аверя, на кладе заклятие!
– Ну, так разузнай, какое, и сними, – буркнул Аверя.
– Не могу. Вон тот знак запамятовала! – Аленка указала пальцем на крайнее левое завихрение. – А свиток в твоей котомке.
– Зря хорохорилась, выходит!
– Ну, Аверя, подсоби!
– Что значит «заклятие»?
– Это значит, что прежний хозяин совершил некое действие, когда помещал сюда клад, и, чтобы его брать, надо выполнить то же действие или похожее. – Аверя в задумчивости сощурился; похоже, эту причудливую азбуку и он не всегда помнил назубок, но почти сразу на лице мальчика расплылась широкая улыбка. – На свиток, это занятно!
Аленка ловко схватила брошенную ей бумагу, развернула ее, быстро нашла нужное место и рассмеялась:
– Повезло же нам!
– В чем, ребята? – не понял Максим.
– Кто хочет завладеть кладом, пусть насквозь землю пронзит! Вот слова старого владельца.
– Это вы называете «повезло»? И как собрались такое выполнять?
– Никак. То уловка для несмышленышей, и ничего более. Ведь для наказа лешим он явно не творил того, что от нас ныне требует, а содеял иное. – Аверя достал колышек, служивший для установления палатки, и одним резким движением вогнал его в песчаную лесную почву.
Аленка выбросила вперед правую руку, на которой вновь поджала три пальца:
– Ну-ка к ноге, песики!
Фантасмагория моментально исчезла, будто кто-то невидимый щелкнул выключателем, и теперь о ней напоминали только редкие крики встревоженных птиц. Аленка не двинулась с места; она лишь переменила руку, которую держала на весу, а освободившейся правой достала из кармашка платья какой-то круглый блестящий предмет с нанесенной на него изящной чеканкой. Максим невольно потянулся к нему, поскольку незнакомая вещь чем-то напоминала отцовскую медаль.
Аверя нахмурился:
– Не замай! То наша именная печать, Аленка ею заклинает клад накрепко: охотников до чужого добра, особливо царского, завсегда пруд пруди.
– Очень надо! – хмыкнул Максим. – Я и не собирался ее трогать.
– Ну и стой смирно. И вообще лучше молчание храни, не мешай Аленке.
– Да она, по-моему, так сосредоточена, что хоть благим матом ори – не пошевелится.
– Ты еще подери глотку, дубина стоеросовая! Сорвешь голос – и все наши труды насмарку.
Сердитый тон Авери заставил Максима растеряться:
– При чем тут мой голос?
– Всякий взятый клад первое время непременно расслаблен, сиречь сила его вовнутрь обращена. Его можно дробить, передать кому или сбросить в иное место, только ни нам, ни государю корысти в том нет. Аленка держит клад и дает ему укрепиться, но пока он податлив на любое нарушение чинного хода вещей подле себя. Покамест сей ход мы нарушаем нарочно, печатью, и потому это делается заклятием. Но если другое перебьет внимание клада, станет заклятием как раз оно, и пока вдругорядь не свершится, дело до конца не довести. Нам сказывали родители: некогда они брали клад в грозу и уже печать приготовили, да тут прямо над головою сверкнула молния, и клад оказался заклят на нее. Так он и остался расслабленным, пропал без толку, как подмоченный порох.
– Для царя, может, и без толку, а нам с тобою польза была, и немалая, – откликнулась Аленка. – Или забыл, на ошметках какого клада мы с тобой первую науку проходили?
– Ага, помню, как ты вместо него гнездо осиное нашла и заревела!
– Зато позже, как справилась, батюшка мне шелковый платочек подарил!