– Мучить начали! Чтоб их…
– Мучить? – выдавил из себя Максим.
– А ты надеялся – солдаты поверят, что мы в лес подались, когда собаки крутятся по деревне? – зло выпалил Аверя. – Как только решимость селян от боли поколеблется, на них подействуют силой клада, и они нас выдадут! Ну, чего ты на меня уставился, будто хряк на корыто с отрубями? – Разумеется, Аверя не мог в полной темноте видеть Максима, но направление его взгляда все же определил правильно. – В твоем царстве, что ли, милуют становщиков, кои дали приют татям? А мы из таковых: ногти у нас не хной крашены – кровью!
Леденящий крик повторился, но теперь почудилось, что он стал несколько другим, более тонким и протяжным, словно вырывался уже из детского горла. В голове Максима этот звук прокатился несколько раз, подобно эху, которого не могло быть в этом узком земляном колодце. Максим отчаянно посмотрел вверх, туда, где за него и из-за него жестоко страдали люди, которых он сейчас во что бы то ни стало хотел выручить. Мальчик вспомнил давние слова о том, что сильное желание способно пробудить в нем таинственное могущество, как, по его мнению, уже было один раз. Уверенности добавляло и то, что Аверя с Аленкой, прекрасно осведомленные о свойствах различных кладов, даже не подумали оспорить сегодня справедливость легенды. Но Максим не ощущал в себе никакой перемены, и, с другой стороны, не понимал, как можно желать еще сильнее. Безо всякого проку промаявшись еще две минуты, Максим вспрыгнул на лестницу; кончики пальцев на его вытянутых руках уже коснулись крышки, когда Аверя, по шороху почуявший неладное, вцепился сзади в него:
– Куда это ты?
– Наверх!
– С ума тебя стряхнуло?
– Аверя!.. – Максим схватил друга за запястье горячей ладонью. – Жар-птица спасла меня в моем мире. Тогда я осознанно жертвовал собой ради другого человека. Она пробуждается во мне при выполнении этого условия. Теперь то же самое! История повторяется!.. Я спасу всех, если покину этот погреб. Здесь не может быть ошибки!
– А ну как не выйдет по-твоему?
– Все равно! Они же там…
– Да их замучат медленной смертью уже за то, что тебя укрывали!
– А может, и нет!
– А о нас ты подумал? Я-то ладно: мне только шею свернут, а Аленку…
– Вам необязательно высовываться! Я потихонечку!
– Тебя заставят сказать, где мы!
– Пусть попробуют!
– Да что ты о себе возомнил?!
Резко дернув Максима, Аверя упал вместе с ним. Максим рванулся; Аверя, напрягая мышцы, попытался притиснуть его к полу, одновременно ладонью зажав ему рот. В остервенении Максим впился зубами в эту руку, словно хотел прокусить ее до кости; отвратительный, выворачивающий наизнанку вкус едва не заставил его потерять сознание. На глазах Авери выступили слезы, и он чуть не до крови прикусил язык, чтобы самому не вскрикнуть. На помощь брату поспешила Аленка: она подползла и навалилась с другой стороны на вырывающегося Максима, стараясь обездвижить его хотя бы своим весом. Задыхаясь и всхлипывая, трое детей катались по земле, пока силы не оставили их вместе со способностью чувствовать что бы то ни было. Снаружи еще два раза донеслись пронзительные крики людей, до последнего надеявшихся на помощь того, кого они сейчас защищали, и так ее и не дождавшихся. После этого все затихло.
Глава 19.
Неучтенное обстоятельство
– Разбиться по пять душ! Перерыть все! Приметите их – знак подавайте, не мешкая!
Четкую команду, вопреки войсковому обычаю, сотник произнес негромким голосом, не желая быть обнаруженным раньше времени; распоряжение было передано от передних к задним рядам, как при эстафете, и шелест пролетел по стройным шеренгам солдат. Тотчас же, во исполнение слов начальника, они были сломаны, и служилые рассеялись небольшими группами по окрестностям.
– Дырявый невод закинули разбойнику для потехи! – раздраженно произнес Василий, подразумевая относительную малочисленность задействованных в операции военных. Немногие оставшиеся с ним люди поняли, что царевич имел в виду, и кто-то возразил:
– Налим сроку нам не выделил, чтобы из иных градов и весей стянуть подкрепления, ибо он не нашу – свою выгоду блюдет! Гонцы-то с грамотами к воеводам, знамо, на конях ездят, а конь – не птаха, ему царство не облететь зараз!