– Он погиб…
Странного чувства – будто собственного тела больше нет – Максим не испытывал ни до этого, ни после. Происходившее ничуть не напоминало обморок или хотя бы помрачение рассудка – Максим все четко видел вокруг себя и четко осознавал, – но его ноги, видимо, начали подгибаться, так что Аверя предусмотрительно схватил его за локоть. Однако Максим быстро преодолел секундную слабость и, распрямившись, резко спросил:
– Это из-за нее, да?
– Помнишь встречу с Евфимием на дороге?
Максим кивнул.
– Его, едва ссадив с корабля, в застенок потащили, а там принялись кости дробить, и его сердце не выдержало… Тем и избегнул казни!.. А пытали Евфимия о хлопчике, который носил чудную одежду, – только не о тебе. Его короткие штаны были синие, а вот здесь, – Аверя показал чуть выше своей коленки, – занятное клеймо портной вышил – пять сплетенных белых колец. («Олимпийские шорты Павлика!» – мелькнуло у Максима в голове). Евфимий приветил того парнишку и загодя молвил ему, чтобы он уходил от Дормидонтовых истцов, а куда – на север ли, на юг – им не пожелал сказать. За это и претерпел… Пусть теперь подле Бога о нас его молит… Сказывали, что положивший душу свою за ближних или дальних перед смертью уже сподобляется увидеть Господа. И с Евфимием беспременно то случилось…
– Но Пашку схватили-таки?!
– По другому нельзя было… И ты недолго б погулял, кабы не мы – не для бахвальства говорю, по правде. А смерть он принял, как не всякому мужу дано: не выпрашивал пощады и не сморгнул даже, когда к его лбу притиснули пистоль, что и отражено в донесении. Лишь когда уже чиркнули кремнем, служивым померещилось, будто он шепотом помянул какого-то Максима.
– Да, это Пашка – он такой. Храбрый… – Как Максим ни удерживал слезы, они все же закипели у него на глазах. – А я…
– Брось реветь! Ну что же ты… – забормотал Аверя, убедившись, что прежний грубоватый оклик никакого действия теперь не возымел. – Заполучишь Жар-птицу – воротишь и твоего Пашку.
– А так можно?
– Скажи: ты помнишь день и час, когда упустил его?
– Рад бы не помнить… Да разве забудешь!
– Жар-птица – боярыня над местом и временем: мы читали. Правда, Аленка? (Девочка подтвердила, кивнув). Ты при ней волен вновь очутиться в своем царстве – вообразишь наперед, где именно и когда, – и отвратить гибель Пашки. Тебе и потребно всего лишь оказаться на той улице малость пораньше да посильней его толкнуть.
– Аверя, я ведь… – Максим осекся.
– Что?
– Тогда забуду вас! Или нет?
– А ты не хочешь этого?
– Ребята!.. – Максим отступил на два шага, чтобы видеть сразу обоих друзей. – Если у нас все получится… Может быть, у вас тоже есть какое-то заветное желание? Обещаю, что его исполню!
Аверя и Аленка испытующе глянули на Максима; было заметно, что они волнуются.
– Я даю слово, – повторил Максим. – Как клялся отцу уберечь Павлика.
– Хорошо, – произнес Аверя. – В таком случае… верни наших родителей.
Максим в знак согласия молча протянул руку; Аверя пожал ее. Все необходимое и впрямь было сказано; теперь надлежало подготовиться к дороге, насколько это представлялось возможным. Два из трех своих таланов Максим отдал Авере и Аленке соответственно, не считая себя вправе единолично распоряжаться самым ценным ресурсом, имеющимся в наличии, и более полагаясь на опыт друзей, нежели на свой собственный. Среди полуобгоревшего хлама удалось найти обрывок достаточно крепкой веревки; используя его и несколько обугленных кусков дерева, для Аленки соорудили некое подобие носилок. На отныне бесхозном участке Максим накопал немного репы и моркови, чего должно было хватить на ближайшее время; к сожалению, местные крестьяне не слишком пробавлялись огородничеством. Оставаться долее на пепелище не имело никакого смысла, и ребята, не дожидаясь темноты, двинулись в путь. Из-за Аленки шли небыстро – даже не потому, что ее так уж тяжело было тащить: просто Аверя и Максим боялись причинить ей боль, сделав слишком резкое и рассогласованное движение. Сама Аленка еще не могла приступить на раненую ногу, и поэтому даже удовлетворение простейших желаний было для нее сопряжено с определенными трудностями, так что красная как вишня девочка регулярно просила Аверю о помощи, поскольку его стеснялась все-таки меньше, чем Максима. На каждом привале Аверя обходил окрестности с заранее заготовленной расщепленной веточкой, иногда удаляясь километра на два от места стоянки, но обнаружить клад не получилось ни разу. Съестные припасы, несмотря на экономию, быстро убывали; за обедом все получали поровну, и Аверя строго следил, чтобы Аленка съедала свою долю до конца, хотя поначалу девочка противилась, не желая быть чрезмерной обузой. Пополнить провизию ребятам удавалось редко. Однажды Максим добыл яиц из гнезда, свитого почти на верхушке березы, рискуя свалиться и не обращая никакого внимания на отчаянно кричащих птиц. В другой раз Аверя сбегал в деревню, расположенную недалеко от места ночевки (просить там приюта путники не решились). Когда он, боязливо озираясь, воротился, то принес две ковриги еще не совсем остывшего хлеба.