«Что, детки? – Стешин ухмыльнулся. – Любо же мнить вам, будто вы взрослые и сами над судьбою своей властны. А не лукаво молвить, водят вас, ровно кутят на единой сворке, только покамест вам то невдомек. А как прознаете…»
Стешин не договорил в своих мыслях этой фразы: вместо этого он опустил глаза, точно опасался, что кто-нибудь прочитает в них ее окончание. Он видел, что Петр уже почти достиг каменной гряды, которую предстояло покорить, бросив внизу лошадей. Что-то крича свите, царевич размахивал руками; Стешину это показалось забавным:
«Как вы схожи!.. И твой брат некогда ринулся очертя голову вверх по круче за хлопцем, что ускользнул по Господнему попущению. Заигрался ты в благословенного Богом человека, будто малые ребята на улице в казаков и разбойников. Но матушка беспременно их покличет вечерять, молиться и спать. Вот и тебе пора…»
Вблизи послышалось:
– Тимофей Силыч!
Стешин обернулся; солдаты подтаскивали того мужчину, который прежде рассказывал в присутствии Максима и остальных, что должен взять Жар-птицу. Его бросили на колени перед Стешиным; точнее, он сам начал их подгибать еще до того, как его ткнули между лопаток прикладом фузеи. Несколькими минутами ранее он, будучи окруженным, закрыл лицо ладонями, надеясь, что его не узнают и убьют сразу; хитрость не удалась. Думный дворянин окинул его взором и еще раз увидел за его спиною людей, чей героизм сегодня принес победу. Большинство из них было мертво; другие, растоптанные, со вспоротыми животами, просили смерти у Бога и товарищей, иногда даже вслух, поскольку помочь им уже не могло ни искусство лекарей, ни сила клада. Бешенство поднялось в душе Стешина, но, по навыку царедворца, он скрыл, что чувствовал на самом деле, и спросил почти весело:
– Так это ты говаривал, что в твоем царстве гуси жареные разгуливают?
Несчастный человек не помнил, утверждал ли он точно такое; прошлое как будто и вовсе перестало для него существовать, сделавшись незначительным на фоне слишком легко читаемого будущего. Стешин продолжил:
– Видать, не больно они вкусны, раз ты глаз положил на иную пичугу! Да ее в полете отсель, пожалуй, и не приметишь: низехонько будет. Эй, – с этим возгласом Стешин пристально посмотрел на одну из трофейных телег, – взденьте-ка его на то колесо, а хребтину выше пояса не ломайте, сваю же наладьте подлиннее. Через день или два Жар-птица воспрянет. Молодцом окажешься – доживешь!..
Глава 23.
Дорога над пропастью
Обошлось без ободранных ладоней, разбитых коленок и прочих неприятных вещей, с которыми сопряжены крутые подъемы. Нельзя даже сказать, что ребята были очень утомлены, карабкаясь по склону, где покрытые песком участки чередовались с голыми шершавыми уступами, и далее почти кубарем скатившись с противоположного откоса, более пологого и не столь значительного по длине. По крайней мере, отдыхать путешественники не торопились, и узкий проход в горах, по которому теперь только и можно было идти, не казался удобным местом для привала: ни утолить жажду, ни развести огонь тут было нельзя. По словам Авери, версты за четыре находилась защищенная от ветров ложбинка, где набрать свежей воды и наломать сучьев для костра не составит проблемы; там ребята и решили заночевать, а заодно обсудить план дальнейших действий. Аленка особенно рвалась вперед – то ли желая доказать мальчикам, что уже совершенно здорова, то ли просто благодаря своему живому характеру. Впрочем, ей, как и остальным, недолго пришлось двигаться по извилистому ущелью. Каменная стена, выросшая перед Максимом, заставила его растерянно обернуться к друзьям; те, однако, оставались спокойными, или, во всяком случае, не подавали виду. Аверя лишь указал рукою наверх; запрокинув голову, Максим приметил тропку; извиваясь, она, судя по всему, вела на другую, невидимую пока сторону гигантского утеса. Чтобы начать восхождение, требовалось лишь отойти чуть влево; это ребята и сделали. Аленка наскоро поведала Максиму, что путь этот проложили в незапамятные времена, когда в Синих горах было найдено серебро; однако впоследствии месторождение истощилось, рудники забросили, и теперь дорогой почти никто не пользовался. Она и впрямь носила следы запустения: кое-где вовсю пробивалась жесткая трава, а временами попадались отпечатки звериных лап: похоже, животные уже не боялись повстречать здесь человека. Иногда приходилось перемещаться гуськом, лицом к скале, цепляясь руками за выступы, и тогда сердце непроизвольно екало; на других участках дорога расширялась до такой степени, что позволяла идти плечом к плечу, не рискуя свалиться. Попадались даже целые площадки, будто, а может, и специально устроенные для отдыха небольших отрядов; на одной из таких ребята и заметили погоню.