— Пятнадцать самолетов поднялись, а почему не говорите, сколько упало? Где они? Их сбили, а мы, такие удальцы, сколько сбили мы? Они пришли, как в гости, и вернулись, как из гостей. Стреляли? Как стреляли? И на свадьбе стреляют… Я спрашиваю, сколько вражеских самолетов сбито, если в них стреляли?.. Завтра я жду вас вместе с Дочо Христовым… — Увидев Филова, он протянул — Э, господин Филов?
И в этом «э», и в «господин Филов» была слышна ирония.
— Беда, Ваше высочество!..
— Беда?!
— Я был там, полная неразбериха…
— Неужели?
— И нет никакой медицинской помощи, нет властей.
— Слышишь, господин генерал?! — повернулся князь к Михову. — А ты говоришь, Божилов не виноват, правительство было на месте, военные хорошо делали свое дело. Какое там «делали», если, зная, что те летят, не подготовились их встретить? А правительство? Слышишь, что говорит о правительстве господин Филов? Нет его! Люди брошены на произвол судьбы! Наверное, сбежал и военный гарнизон! Не хватает лишь, чтобы пришли партизаны и переловили нас всех…
— Ну, не так все плохо, Ваше высочество!
— Что «не так плохо», господин генерал?.. Все должны быть на своих местах. Разве мы не руководители этого государства? Не за это ли нам платят? И это в большей мере относится к твоим военным. Завтра собраться и навести порядок! А господин Филов сейчас же займется Божиловым и Дочо Христовым. Полиции быть на постах. Я не хочу слышать о последствиях бомбардировок, а их будет немало, если полиция разбежалась, как говорит господин Филов… Появятся и мародеры!..
После обеда Богдан Филов посетил квартал Хаджи-Димитр. Хаос продолжался. Службы общественной помощи как сквозь землю провалились, чиновники — тоже. Богдан Филов вернулся домой поздно и долго не мог заснуть. Перед его мысленным взором проходила жизнь со всеми плохими и хорошими сторонами. От первых успехов в науке до последнего посещения фюрера. По замыслу должны были поехать в Германию князь Кирилл и новый министр иностранных дел, но все повернулось так, что надо было ехать и ему. И снова приемы, длинные речи и уверения, высокопарные слова о мудром царе и странный оптимизм, который продолжал царить в Главной ставке Гитлера. Когда они были там, им казалось, что Германия никогда не будет побеждена, так думал и он, Богдан Филов, но события с упорной настойчивостью все больше подрывают его уверенность. Нет, он не поддастся никаким сомнениям. Прежде всего надо разгромить коммунистов, тех, что расселились по горам и тайным квартирам. Правильно мы насели на Дочо Христова, это министерство должно отложить все, но одолеть подпольщиков. Такой шум поднимаем, а результаты совсем незначительные. Хорошо, что в районе восьмой дивизии, вблизи Карлова и Старозагоры, еще что-то делается, иначе можно было бы только дивиться, за что получают деньги эти наши помощники. Вот случилась катастрофа, и все укрылись, как мыши, в норы. Лишь один невзрачный полицейский появился там, где оказался регент. Просто позор для учреждения, для мундира, для страны! И прав был князь, когда говорил в столь резком тоне. С такими людьми только так и можно разговаривать.
Филов прикрыл глаза и долго лежал в задумчивости. Он мучительно старался отгадать смысл реплики: «Э, господин Филов», которой встретил его князь Кирилл. Наверное, подумал, что и я скрылся, подобно другим. Хорошо, что я остановился в пострадавшем районе, иначе попал бы в неудобное положение. В сущности, что неудобного в том, что ты бережешь свою жизнь? Разве князь был в кабинете? Филов на сто процентов уверен, что он прятался в бомбоубежище под регентством. Он не хочет пасть так низко, но, как он сказал, завтра утром выявится вся истина. Однако кому нужна эта истина? Плохо, что для Болгарии началась не символическая, а самая настоящая война. Англичане никогда не простят ей вхождения в Трехсторонний пакт. И разрушат нашу красивую столицу. Война для Болгарии начинается только теперь. И на многих фронтах. Но если вмешается Турция, тогда не останется пути для отступления. Пора думать о круговой обороне…
Не успел Дамян вернуться, как пошел снег, словно он привел его с собой. Вечером, когда он входил в землянку, белые, едва видимые мухи начали летать в воздухе, а наутро все горы были покрыты новым одеянием; деревья, выбеленные снегом, светились, кустарники стали похожи на странные могилки, где укрывались в теплых лежбищах зайцы и лисицы. Что-то стародавнее, обрядово-песенное пробудилось в душах партизан, какая-то суровая красота затопила им глаза и превратила их в своих пленников. Ржавый цвет лесов, покрывавших склоны хребтов, почти исчез под белизной, и все, казалось, замерло, как перед бурей. К обеду снег повалил снова, крупные, в детскую ладонь, хлопья летели все быстрей и быстрей. Снег был сухой, и в воздухе слышался странный шум, приятный для слуха. Дамян вышел на порог и долго упивался этой красотой. Вот, зима не подождала еще день-два, чтобы он мог выполнить приказ. Теперь, когда надо бы разделить отряд на две группы, зима зажала его, заперла, и волей-неволей им придется остаться на своих местах до таяния снега. Всякие новые следы на снежной целине страшнее предательства. Самый бестолковый лесник или дровосек может понять, куда они двинулись и где расположились. Поэтому первое распоряжение командира было таким: