Где-то в конце октября или начале ноября (1939 г.) меня выпустили из тюрьмы. Я сообщил «Шарлю» о своем освобождении. Мы договорились встретиться через несколько дней в кафе в центре города. Я не помню ни адреса, ни названия кафе. Я встретил там «Шарля». Он тотчас принялся меня упрекать за то, что я пошел регистрироваться в комиссариат, что мне следовало вести себя более осмотрительно. Он также сказал, что я должен изменить свое имя. Я ответил, что это невозможно, потому что я слишком хорошо известен в Брюсселе. Мы договорились, что я переберусь в какой-нибудь тихий дом с садом, где меня можно будет отыскать, как мы об этом договорились с «Дядей». После этого разговора я перебрался на улицу Прогрэ, также в Брюсселе, где жила одна еврейская семья по фамилии Рыбски или Рыбский. Я уже не помню, кто нашел эту квартиру — я сам или же «Шарль». Время от времени ко мне приходили за консультациями «Дядя» и «Шарль». Однажды «Дядя» мне сообщил о том, что нашел некоего человека, который сможет организовать визу. Он спросил меня, нельзя ли привести этот документ в соответствие с требованиями, действующими в различных консульствах. В следующий раз «Дядя», придя ко мне, сообщил, что некое лицо, имевшее польский паспорт, получило мексиканскую визу. Однако этому лицу следовало получить транзитную визу у американских властей. Один мужчина, которого я не знаю, получил задание организовать такую визу, но он утверждал, что паспорт получен в американском консульстве. Он вызвался выполнить такого рода задание за 800 долларов. «Дядя» обратился ко мне за консультацией. Я заявил, что его одурачили; после этого «Дядя» приказал «Шарлю» уничтожить этот паспорт.
Незадолго до объявления войны Бельгии «Дядя» предложил мне поехать в Бразилию. Ехать туда мне не хотелось, так как я подозревал, что если соглашусь с его предложением, то мне придется заниматься там такими делами, которые были мне не по душе. Однако я знаю, что «Дядя» и «Шарль» предпринимали шаги, чтобы достать для меня настоящий паспорт в польском консульстве. Как вам известно, консульство в ответ на мою просьбу обратилось в полицию, чтобы та дала мне разрешение поехать в Бразилию или какую-то другую страну. Впоследствии я узнал, что их план достать мне польский паспорт провалился из-за происков некоей Мальвины Хофштадтеровой, жены Адольфа Грубера. Уточню, что именно я познакомил эту женщину с «Дядей» и «Шарлем», прежде чем «спрятаться» у Рыбских. «Дядя» просил меня свести меня с кем-нибудь, кто мог бы оказывать ему определенные услуги, к примеру, посещать различные консульства, чтобы выяснить, какие формальности следует выполнить для получения визы.
Рассказав о неприятностях, возникших у Мальвины в связи с получением для меня паспорта, «Дядя» сообщил, что вскоре Бельгия и Франция подвергнутся нападению со стороны Германии. В любом случае я должен оставаться в Бельгии и ничего не опасаться. В этой связи он посоветовал мне изменить имя. Во время состоявшегося разговора он открыто заявил, что состоит в подпольной советской организации. Поскольку в связи с подписанием пакта о ненападении между СССР и Германией я хотел побольше расспросить его о нем, «Дядя» заявил, что русские и немцы никогда не уживутся друг с другом. Работа его организации направлена против Германии. Я дал «Дяде» понять, что целиком и полностью на его стороне, если его работа направлена против Германии. Во время немецкого вторжения в Польшу погибла вся моя семья, и я решил делать все, что в моих силах, и при первой возможности, чтобы вредить немцам. «Дядя» заверил меня, что такие возможности у меня появятся.
* * *10 мая 1940 г. (в день немецкого вторжения в Бельгию) я по-прежнему скрывался у Рыбских. Этот район уже подвергался бомбардировке; я отправился на авеню Жан Вольдер, 32, в районе Сен-Жиль, где в доме своих родителей находилась моя жена, и уговорил ее бежать. Мы договорились, что жена и ребенок Лейзора Бугаера вместе с моей женой должны уехать во Францию. Бугаер получил от меня 5 тысяч бельгийских франков и пообещал мне достать автомобиль, на котором мы собирались ехать. После этого Бугаера я больше не видел. Вскоре я узнал, что во время оккупации Бельгии он был депортирован в Германию. Так или иначе, но после того, как Бугаер и автомобиль, о котором он говорил, а также 5 тысяч бельгийских франков так ко мне и не вернулись, я покинул Бельгию вместе с тестем и шурином на поезде, направлявшемся во Францию. Шурин оставил нас в Турнэ. Спустя несколько дней нам с тестем удалось добраться до Мон-Режо, что на юге Франции. В соответствии с законом Манделя [Жорж Мандель, собственно Жакоб Ротшильд, был французским министром внутренних дел до 1940 г.] меня отправили в лагерь Сен-Сиприен. Мой тесть, бумаги которого были в порядке, остался на свободе. К моменту французско-немецкого перемирия (июнь 1940 г.) меня выпустили из лагеря, после чего мне удалось присоединиться к группе итальянцев и предстать перед проверочной комиссией.
После того как меня освободили — не то в июле, не то в августе 1940 г. — я отправился в Ревель, что возле Тулузы, где жил мой тесть. Его адрес я узнал от семьи моего шурина, Анри Бормана, которая жила в Париже, на улице Вьей Тампль, 58.
Приблизительно в августе 1940 г. я получил от «Дяди» письмо, отправленное из Виши, где он писал, что я должен сообщить о том, как у меня обстоят дела. Я ему написал, как договорились, на условное имя «Пейпер», Виши, до востребования.
Спустя неделю он написал мне снова и попросил меня в назначенный день и час позвонить ему на главпочтамт. Я должен был позвать к телефону господина Пейпера. Точное произношение и написание этого имени я не помню. Я позвонил ему, как договорились, и во время разговора он попросил меня как можно скорее приехать в Париж. Две недели спустя я должен был встретиться на указанном им месте, каком именно, теперь не помню. К этому времени у меня назрел план уехать в Португалию, чтобы избежать встреч с немцами. Однако я передумал и отправился в Париж, как договорился.
Через два или три дня я узнал, что меня разыскивает одна женщина. Она должна была увезти меня с собой в Бельгию. Она сказала мне об этом при встрече в Тулузе. Женщина эта оказалась Мальвиной Хофштадтеровой, о которой я уже упоминал. Она заверила меня в том, что имеет разрешение властей на вывоз в Бельгию нескольких человек. Зная, что такие разрешения стоят уйму денег, я ей объяснил, что у нас с тестем нет ни гроша. Мальвина сказала, что это ровно ничего не значит.
Несколько дней спустя мы поехали на поезде вместе с ней и другими беженцами к первой демаркационной линии (граница между оккупированной немцами Францией и республикой Виши — не занятой Францией), где нас повернули назад. Тогда мы поехали в Бордо, где благодаря Мальвине, которая убедила немцев на контрольно-пропускном пункте разрешить нам сделать это, мы пересекли границу. Оттуда я поехал в Париж, где нашел свою жену в гостинице «Карон», на площади Карон, что в третьем округе. В эту гостиницу пришел «Боб» Избуцкий, которого я прежде не знал, и сказал, что меня желает видеть «Дядя». Я должен был встретиться с ним на первом этаже ресторана напротив ратуши. Я пошел туда и встретил там «Дядю», тот попросил меня поменять ему тысячу долларов. Я согласился. Спустя несколько дней я должен был принести ему соответствующую сумму во французских франках на одну из станций метро.
Деньги я обменял и пришел, как договорились, на встречу с «Дядей». Во время этой встречи он дал мне понять, что я должен найти способ вернуться в Бельгию. Зная, что Мальвина занимается доставкой беженцев в Бельгию, я добрался до своей квартиры на авеню Жан Вольдер, 32. Хочу добавить, что это произошло в конце сентября или начале октября 1940 года.
* * *Когда я вернулся в Брюссель, «Шарль» пришел ко мне и снова потребовал, чтобы я изменил свою фамилию. Я отказался.
В январе я получил временное удостоверение личности на мое собственное имя.