Харт, конечно, знал о том, что существует проблема НЛО и внеземная гипотеза их происхождения. Но отделался он от нее без особых хлопот, заметив, что «поскольку лишь очень немногие астрономы верят в эту гипотезу, нет необходимости обсуждать мои собственные доводы против нее». Еще дальше пошел Фрэнк Типлер, который заявил, что «вера в существование внеземных разумных существ где-то в Галактике не отличается сколько-нибудь заметно от распространенной веры в то, что НЛО — это внеземные космические корабли» [98, с. 278], и на этом основании отказал в научности проблеме ВЦ в целом.
Не случайно, однако, обсуждение «дилеммы Харта» (если ВЦ существуют — они должны быть «здесь»; если их «здесь» нет — они не существуют) двинулось и в более «радикальном» направлении. Дэвид Шварцман в статье [99], опубликованной в журнале «Икарус», отметил, что аргументы Харта заметно повысили вероятность того, что хотя бы некоторые НЛО могут представлять собой внеземные зонды. Независимо от Д. Шварцмана и одновременно с ним утверждение Харта об отсутствии всяких следов посещения Земли инопланетянами подверг критике австралийский физик Д. Хербисон-Эвапс [100]. По его мнению, массив сообщений об НЛО, как минимум, заслуживает анализа с позиций ВЦ-гипотезы. Эта точка зрения была поддержана П. Старроком [101], Т. Койпером [102] и в какой-то мере Д. Стефенсоном [103], хотя последний и высказал сомнения в возможности отделить «сигнал» от «шума» в имеющейся информации о наблюдениях НЛО. Можно согласиться с некоторыми сторонниками внеземной гипотезы, которые сводят логику Харта к следующему рассуждению: НЛО не могут быть внеземными аппаратами, ибо если бы внеземляпе существовали, мы бы видели их космические корабли.
Важно также, что «паранаучное сообщество» в последние годы отходит от внеземной гипотезы и значительно больше внимания уделяет концепции «ультрасуществ» или «парафизических хозяев Земли», якобы контролирующих развитие земной цивилизации и «давно известных» в оккультизме и религиозной демонологии. Это обстоятельство несколько облегчает для отдельных ученых сдвиг в сторону внеземной гипотезы, хотя и делает в общем-то более предосудительным интерес к проблеме НЛО в целом. Некоторые специалисты по проблеме ВЦ склоняются к тому, что в массиве сообщений об НЛО действительно может содержаться полезная для них информация (см., например, [104, 105]). Однако в целом эти области исследования остаются разделенными достаточно высоким барьером страха перед псевдонаукой.
Можно утверждать, что в своей основе внеземная гипотеза происхождения НЛО является научной, поскольку может быть научно доказана или опровергнута. Но генерируемая ею программа исследований оказалась на сегодняшний день в тупике. Сама по себе ВЦ-гипотеза не в состоянии ни предсказать, ни даже строго объяснить наблюдаемые характеристики этих объектов и всего явления в целом. По существу, все сводится к «неисповедимости путей» и целей ВЦ и к «непостижимости» их технологии для земной науки. До тех пор пока не будет создана оптимально детализированная теория контактов между космическими цивилизациями, позволяющая в какой-то мере прогнозировать ожидаемое поведение чужих зондов, внеземной вариант И-программы изучения феномена НЛО не сможет на равных конкурировать с другими программами.
В свете последних дискуссий по проблеме ВЦ внеземная гипотеза выглядит более вероятной, чем это казал ось еще 10–15 лет назад, но теоретические доводы не могут заменить эмпирических доказательств. Однако и противоположный подход — стремление полностью психологизировать проблему НЛО, свести ее к мифу, тоже сомнителен в силу своей односторонности. Авторы популярных статей зачастую видят в мифе только одну его сторону — фантастичность, доходящую до полного разрыва с реальностью, — и при этом забывают о других сторонах, благодаря которым многие тысячелетия миф играл центральную роль в духовной культуре человечества.
«Проблема мифа» — одна из сложнейших в гуманитарных науках. В той или иной мере она затрагивает историческую психологию, фольклористику, религиоведение, этнологию и целый ряд других гуманитарных дисциплин, синтезируясь в мифологии как науке о мифах (в отличие от мифологии — предмета этой науки). Существует много теорий мифа, авторы которых по-разному трактуют это явление и, по-видимому, в ряде случаев освещают реально существующие и взаимно дополнительные его свойства (см. работы В. В. Иванова, А. Ф. Лосева, Е. М. Мелетинского, В. Н. Топорова, Э. Кассирера, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, Б. Малиновского, К. Юнга и др.). Общепринятой теории мифа пока нет; миф оказался слишком сложным и неоднородным явлением, чтобы можно было с достаточной полнотой описать его с помощью системы взаимосвязанных и непротиворечивых понятий. Строгость и полнота теоретической модели мифа находятся между собой в своеобразном «соотношении неопределенностей»: чем в большей мере достигается одно из этих качеств, тем в меньшей — другое.
Здесь, конечно, не место погружаться в мифологическую проблематику слишком глубоко, и мы затронем только те ее моменты, которые важны для понимания сути мифологической ауры феномена НЛО.
Прежде всего — что такое «миф вообще»? Если отсутствует обобщающая теория мифа, то и любое определение будет носить условный характер. Возможно, правильнее говорить не об определении, а о сокращенном описании основных черт мифа. Так, по мнению О. М. Фрейденберг, миф — это «особая конструктивная система образных представлений», система метафор, в которой «нет никакой логической каузальности и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир субъектно-объектно едины…» [106, с. 28]. В число наиболее существенных свойств мифа входят — его конкретный символизм (мифологический образ, не теряя своей определенности, обозначает и «что-то другое»); центральное место бинарных оппозиций в структуре мифа, прежде всего таких, как «творческое прошлое — стабильное настоящее», «хаос — космос», «сакральное (священное) — профанное (обыденное)»; неоднородность мифологического пространства и времени. (Подробнее см. [107, с. 164–169; 108, т. 1, с. 11–20].) Миф, строго говоря, не повествование, а в своей основе исторически обусловленный способ восприятия мира человеком на определенной ступени развития общества, «система глобального концептирования». «Вся их [т. е. мифов] повествовательная функция и весь характер их внешнего очеловечения — это формальная сторона; она заменяет абстрактность восприятий, в ту эпоху отсутствующую. Как это ни странно для нас, но эти борющиеся, похищающие и похищаемые герои представляют собой архаическую форму наших будущих абстракций, наших философий и гносеологий…» [106, с. 50].
Понятно, что современный человек имеет существенно иную «систему глобального концептирования», но было бы опрометчиво утверждать, что мифологическая составляющая мышления осталась целиком в прошлом. Иногда эту составляющую связывают исключительно с «массовым сознанием», которое бывает склонно к реакционным политическим мифам, по на самом деле она не чужда и «нормальному» мышлению. Архетипы К. Юнга, хранящиеся в «коллективном бессознательном», — идея во многом спорная, но явно интересная и важная; смысл этого термина в целом уже устоялся: это «наиболее общие, фундаментальные и общечеловеческие мотивы, изначальные схемы представлений, лежащие в основе любых художественных, и в том числе мифологических, структур…» [108, т. 1, с. 110].
Конечно, мифологическая составляющая современного мышления не определяет его сколько-нибудь полно, хотя в ряде ситуаций она может играть заметную роль. Основное различие в том, что древнее мифологическое мышление представляло собой целостный взгляд на мир. Современная мифология, по определению, не может быть столь же целостным явлением. Даже если какой-то внешний стимул способствует «высвобождению» этого слоя мышления и формированию мифоподобных образов, последние неизбежно искажаются под влиянием других, более молодых и — на сегодняшний день — более важных слоев. Миф, однако, не просто возникает на основе реалий бытия, а скорее использует их для своего проявления. Архетипы нагружаются новым содержанием и предстают в новых обличьях, но создаваемая таким образом структура — все тот же миф, пусть и заметно преобразованный. Иными словами, мифологичность концепции определяется прежде всего ее смыслом и структурой и лишь во вторую очередь — содержательной стороной. И если вопрос о конкретной структуре «мифа об НЛО» можно поставить лишь как исходный пункт пока еще не проведенного исследования, то вопрос о его смысле несколько проще.