Между домами-улитками, гроздьями, воронками, изогнутыми стрелами и ступенчатыми пирамидами тянулись тросы с лихо двигающимися вагончиками струнного транспорта. Асфальтовые дороги сужались, уступая место зелени. Транспорт все больше воспаряет ввысь или зарывается туннелями в глубину. Парят над столицей дирижабли и коптеры, обеспечивая контроль среды и присматривая за чрезвычайными ситуациями. Все здесь под колпаком и контролем, что вызывает ужас у западных соседей. Хотя, если это на пользу общества, то у нормального человека, наоборот, от такого контроля возникает чувство защищенности. Он знает, что о нем думают. Ему помогут. В ответ он должен вести себя достойно. И это нормально.
В кабинете царил странно сочетавшийся с панорамными окнами от потолка до пола ретро-стиль. Пол покрывал ворсистый красный ковер. У стены стоял покрытый зеленым сукном двутумбовый стол. Центр кабинета занимал длинный овальный стол для совещаний. На стене висели гербы СССР и Социалистического Содружества, а также портрет мудрого Генерального секретаря ВКП(б).
Звеньевой сразу же, как только я устроился в тяжелом кожаном кресле напротив него, объявил, что Правительственной комиссией я утвержден руководителем экспедиции по установлению Близкого Контакта. И протянул мне красиво, с вензельками, распечатанный список, украшенный самыми могучими подписями.
Я бегло просмотрел его, приподняв бровь от удивления. Итак, летят двадцать шесть человек, из них одиннадцать — дипломатические представители от различных политических организаций Земли. Среди них индус — член Парламента и ведущий микробиолог мира. Два китайца — из китайской Академии Наук и ЦК КПК. Сумасшедшая австралийка, а заодно вице-президент своего парламента. Двое русских — руководитель координационного научного совета АН СССР и заведующий сектора ксенологии, который вдруг стал одним из главных после обнаружения базы на Марсе. Еще были француз, немец, из научных и политических элит. Англичанин и американец — о них разговор особый. И самая большая и символическая шишка — второй директор СОН.
СОН — это Совет объединенных наций. Почти как ООН в соседних мирах, но пожиже. Поскольку рычагов силового давления эта организация не имеет, то ограничивается декларациями за все хорошее против всего плохого и создает ощущение единства раздираемого противоречиями человеческого мира. По поводу аббревиатуры покуражились наши люди хорошо. Саму СОН прозвали «сонным царством», а ее устав «сонником».
— Народу полно, — улыбнулся Звеньевой. — Но главное то, кто первым взойдет на борт звездолета Иных. Ты помнишь, кто это?
— Открыватель замков, — ответил я.
— То есть полковник Казанцев.
— И двое закрытых, — добавил я. — А кто это такие, вообще?
— Экий ты непонятливый, братец. Закрытые — это непричастные к «Фракталу».
— Откуда там, в столицах Галактики знают, что в нашей деревне имеется какой-то доморощенный «Фрактал»? — недоверчиво поинтересовался я.
— Они не знают о «Фрактале». Они просто ощущают нашу Волю и Действие, — пояснил Звеньевой так доходчиво, что все стало еще непонятнее.
— Все чудесатее и чудесатее, как говаривала Алиса в Стране Чудес… А вы уверены, что правильно разгадали ребус?
— Уверены.
— Теперь вопрос. Если нужно только три человека, то на черта тащить с собой всю эту дипломатическую шушеру? — я положил руку на список.
— Политика. Пропаганда, — дал исчерпывающий ответ Звеньевой.
— Прям не экспедиция у нас, а круизный пароход. Только кордебалета с оркестром не хватает!
— Главное, чтобы он не стал «Титаником», — нахмурился Звеньевой, и я напрягся.
— Чего я не знаю?
— На корабле будет враг. Скажем так, Доппельгангер.
— Кто? — не понял я.
— В западной мифологии так называют двойника человека. Который собрал в себе все самое темное. То есть, это не тот, за кого себя выдает, — проговорил Звеньевой. — Внешне — свой в доску. Внутри — темная вражина.
— Доппельгангер, — повторил я, будто пробуя слово на вкус. — Оборотень. Понятно. Не понятно тогда, зачем пускать на борт всю эту шушеру из политиканов. Чтобы этому дюпельному гангеру легче было просочиться на борт? Вон, даже из Штатов один затесался.
— Доктор Бартон. Нобелевский лауреат.
— И гражданин враждебного блока, — добавил я. — А лорд Ховард! Он вообще профессиональный ненавистник системы социализма!
— Он директор Института контакта, — улыбнулся Звеньевой. — То есть контакт — это его профессия.
— Ну да, рассказывайте, — хмыкнул я. — Эти люди угроза уже по факту принадлежности к стану противника.