Как я и ожидал, ко мне начались хождения. Сперва принялись меня донимать пассажиры со словами:
— Для этой роли я подойду, как никто.
Даже австралийка пришла. Как Жанна Дарк перед казнью — полная решимости взойти на костер ради правого дела и на сто процентов уверенная, что сложит там свою дурную бабскую голову.
Потом начались хождения членов экипажа.
От всех я отбояривался словами:
— Решение будет принято взвешенное и разумное.
Для себя уже решил, что на Первое рукопожатие на корабль отправятся только космолетчики. Никаких политиканов. Их дело расписывать «правду о контакте» потом, перед своей восторженной публикой, избирателями, спонсорами. Со мной же должны пойти люди дисциплины, контроля и закалки. Кроме того, меньше шансов, что в нашу компанию проникнет враг, который так и оставался где-то поблизости. Страшно вообразить, что может начудить Доппельгангер, прорвавшись к Иным. А что, кстати? Да черт его знает. Все, что угодно.
От мыслей о противнике на душе стало как-то холодно и тревожно. Ведь мы так и не вычислили его. И не знаем, какие предпринять меры противодействия.
Настроение сразу упало. Я нервно скомкал очередной лист и бросил его в мусорный контейнер, вделанный в стену. Взял новый лист. Поставил привычно: «№ 1. Полковник Казанцев».
И тут появился тот, кто еще не появлялся. А я уже переживать начал, что мой друг потерял на тернистом и долгом жизненном пути радость жизни и жажду приключений.
— Выбираешь избранных? — спросил итальянец, присаживаясь на диванчик.
— Выбираю, — согласился я.
— Я тебе подскажу, кого поставить под номером два.
— Первый пилот Ламберто Джентили?
— Потрясающе! Твоя догадливость прямо паранормальна! Экстрасенс! В точку, Анатолий!
— Мотивируй, пожалуйста! — потребовал я.
— Ну, скажем так. Я шел к этому всю жизнь, — начал итальянец.
— Ты так хочешь прославиться?
— Хочу. Как и все. Но не в этом дело. Я хочу прислониться к Вечности. Почувствовать себя не бессмысленной щепкой, которую несет жизнь вперед. А человеком, который делает судьбу, — умеет же он говорить пафосно и вместе с тем органично.
— В этой ситуации все мы щепки. И зависит все не от нас.
— Думаю, и от нас тоже… Анатолий, может, ради этого часа я и выжил на Венере. Бог спас меня там, чтобы я оказался здесь.
Ламберто все же слишком набожен для коммуниста. Но в Италии сие было не порицаемо.
— Ты знаешь, насколько я надежен, — продолжал он трамбовать меня асфальтоукладчиком. — Как никто.
— Ламберто, все мы надежны. Ты понимаешь, что это не главный критерий. Так что не дави на меня.
— Да не давлю я, — вздохнул он. — Осознаю, какой на твоих плечах неподъемный груз… Просто. Понимаешь…
Он замолчал.
— Ну, говори, — потребовал я.
— Я сын своего отца. Что бы я ни делал, я всегда был в его тени. Он герой коммунист, погибший с честью. Прославивший в веках нашу фамилию… И у меня всегда было стремление… Нет, не обогнать его. Хотя бы встать рядом. Чтобы обо мне не говорили: «А, это сын Уго Джентили. Вроде бы шарится по космосу в поисках приключений. Ничего выдающегося!»
— Тебе мало подвигов и славы? — хмыкнул я.
— Мало, — как-то по-домашнему и мило изрек Ламберто, смотря на меня глазами преданного пса.
Я рассмеялся и сказал:
— Все, иди! Не видишь, я работаю!
— Анатолий, я надеюсь на тебя.
Я только отмахнулся. И, когда итальянец вышел, вернулся к списку.
Конечно, лучше всего было бы прихватить с собой капитана. «Железный дровосек» — надежнее спутника не найти во всей Солнечной Системе. Но он не имеет права покидать корабль. Тогда кто?
Я подумал еще немного. И под номером вторым вывел главного инженера Епифанова. Человек проверенный. С огромным кругозором и жизненным позитивом.
Так, теперь номер три. Ваня Доронин? Молод и горяч. Вот бы взять доктора и по совместительству безопасника Волхва. Это было бы лучше всего, но, к сожалению, невозможно. Иные прозрачно намекнули, что двух представителей «Фрактала» им на борту не нужно.
Перед глазами всплыло растерянно трогательное выражение Ламберто. Ну, чисто щеночек, служащий на задних лапках. М-да… И что с ним делать прикажете?