А вдруг заговор не предсмертный бред умирающего китайца, и в нем есть какое-то рациональное зерно? Хотя, хмыкнул Матвей, что рациональное может быть в колдовском заговоре...
В глубине леса разлилось голубоватое сияние. Оно имело четко очерченную форму - было похоже на огромный шар, состоящий из света. У Матвея побежали мурашки по спине, когда он узрел это загадочное явление.
На фоне шара появились три человекообразных силуэта, внезапно возникших на поляне в нескольких шагах от костра, словно выросших там из-под земли.
В беседе со мной Матвей Фролыч Стародубцев сказал:
- Хотите верьте, хотите нет, но я решительно не помню, как леший выглядели. Бок о бок с ними я провел время до самого рассвета. Видел их с такого же расстояния, с какого вижу сейчас вас. И тем не менее не могу сказать ничего определенного об их внешнем облике. Сам удивляюсь этому и отказываюсь понимать, почему это так.
Трое леших неопределенной наружности выстроились перед костром в ряд.
Один из них воскликнул на чистом, между прочим, русском языке:
- Привет, Ван У! Давненько не виделись. -Я-не Ван У,- хриплым шепотом выдавил из себя перепуганный Матвей в ответ. - Почему ты - не Ван У? - Ван У недавно умер. - Что такое "умер"? - Его больше нет.
- Чепуха! - резко бросил леший и сделал шаг вперед.- Такого не бывает, чтобы личность перестала существовать.
Стародубцев, трясясь от страха, проговорил: - Я сам похоронил его.
- Похоронил... Да, мы знаем это слово. Спрятал тело в землю. Похоронил тело, но не душу. Нельзя похоронить душу... Как зовут тебя? - Матвей.
Леший, сделавший шаг вперед, обернулся и сообщил своим приятелям:
- Ван У передал Матвею свой шифр связи с нами.
Потом он вновь уставился на корневщика. - Так. С тобой все ясно.
Сделав еще несколько шагов вперед, он подошел к Матвею вплотную. Вытянул руку и приказал: - Положи свою ладонь на мою ладонь. Стародубцев подчинился приказу. Когда ладони соприкоснулись, он вздрогнул: рука лесного демона оказалась холодной как ледышка.
- У него ее больше, чем было у Ван У,- молвил загадочно леший с ледяной рукой, опять оборачиваясь к своим дружкам-. - Это хорошо,отозвался один из них. А другой осведомился: - Интересно, надолго ли его хватит? Они вели разговор на русском языке. - На три полных поиска,- сказал тот, у которого была очень холодная ладонь. . - На три полных? - поразился его приятель. - Ручаюсь. Но второй поиск можно будет проводить не ранее, чем...-Далее последовало какое-то нечленораздельное бульканье, в котором Матвей не понял ничего.- А о сроках проведения третьего поговорим лишь после окончания второго. Какой, однако, прекрасный экземпляр попался! - Да. Редкостный.
- Что ж, спускай его с поводка. Начнем первый поиск.
Леший, стоявший вплотную к Стародубцеву, отнял свою руку от руки корневщика.
- Ты - сильный мужчина. Очень сильный. Молодец,- возвестил он и властным тоном распорядился: - Вставай. Пошли. Пойдешь первым, а мы следом за тобой.
Матвей с готовностью выпрямился, приподнимаясь с земли. По его словам, страх перед лесными дьяволами в ту же секунду каким-то непонятным образом полностью улетучился из его сознания. - Куда я должен идти?
- Знаешь ущелье, которое - во-о-он за той сопкой?
- Знаю, кивнул головой корневщик. - Вот с ущелья и начнем.
И далее, по колоритному выражению Матвея Фролыча Стародубцева, "закрутилась-завертелась колесом натуральнейшая бесовская свистопляска". Такую оценку той "свистопляске" он дал в разговоре со мною. Когда же она там, в тайге, творилась, Стародубцев воспринимал все происходящее не просто без страха, но даже без малейшего удивления. Похоже, следом за чувством страха леший "отключили" у него также способность удивляться, более того - вообще здраво оценивать как свои, так и их поступки.
Кроме того, они неким невероятным образом перенастроили зрение корневщика. На какое-то время Стародубцев обрел способность видеть в инфракрасной области светового спектра! Матвей Фролыч вспоминает: Ночная тьма сгинула без следа. Окрестности залило слабым красноватым свечением, в котором я видел лес, обступивший поляну, почти так же хорошо, как и днем... И мы побежали! Я - впереди, а три леших цепочкой следом за мной. Мы понеслись по тайге вихрем, с немыслимой скоростью. И что интересно - я ни разу не споткнулся, ни разу не налетел ни на одно дерево, ни разу не зацепился рукавом ни за один куст. Еще одна странная подробность - отчетливо помню: я все время ровно и спокойно дышал, пока мчался по лесной чаще, как метеор... Итак, мы побежали и спустя минуту ворвались в ущелье, до которого от поляны было добрых полчаса ходу нормальным шагом.
- Ищи панцуй! Ищи! - азартно крикнул в затылок Матвею один из лесных дьяволов.
Стародубцев почувствовал, как его тоже охватывает охотничий азарт. Мчась по ущелью, он зыркал глазами то влево, то вправо. И внезапно приметил стебелек женьшеня. Уж как там приметил, он затруднился объяснить в разговоре со мной. Ну, приметил - и все тут.
- Панцуй! - вскричал радостно Матвей. - Где? Покажи.
- Да вот же он,- и, подбежав к женьшеню, росшему среди таежных цветов, шатром укрывавших его, корневщик указал пальцем на растение.
- Не годится! - азартно крикнул один из леших.- Пустяк! Двадцатилетка. Тантаза... Ищи дальше! И все четверо помчались вперед по склону ущелья. - Еще панцуй! - гаркнул вскоре Матвей. - Где? Покажи. - Вот он.
- Снова тантаза... Ищи дальше. - Еще!.. - Тантаза. - Еще! -Где? - Вот.
- Упие! Стой.
Стародубцев остановился как вкопанный. Сидя в моем гостиничном номере и вспоминая о событиях той памятной ночи, он сказал:
-Я и не подозревал, что так относительно много женьшеня росло в ущелье. Днем ранее я успел обшарить один его склон, впрочем, не до конца. И не нашел на нем ни единого стебелька панцуя. Не знаю, стоит ли напоминать о том, что обнаружить этот стебелек - дело крайне сложное. Как правило, он полностью скрыт под другими растениями. Обшарив один из склонов ущелья, я не приметил на нем, повторяю, ни единого росточка женьшеня, хотя, казалось бы, не зевал... А тут вдруг там же-панцуй за панцуем! ...- Упие! Стой! Стародубцев замер на месте.
Леший кинулись к стебелечку панцуя, росшему под кустом шиповника, ветви которого прятали его под собой. Тесной группой они обступили стебелек, присели на корточки и почти тотчас же выпрямились. Матвей ясно разглядел в руке одного из них растение с недлинным корнем, похожим на крохотного человечка.
Обычно на откапывание женьшеня уходит у корневщика не менее двух-трех часов. В метре от тоненького стебля, не ближе, роется саперной лопаткой яма. Затем лопатка откладывается в сторону. При выкапывании корня из земли, осуществляемого медленно костяными палочками, ни в коем случае нельзя повредить ни единого его длинного нитевидного отростка, или мочки.
А леший потратили на извлечение корешка не более двух секунд.
- Вперед! - рявкнул один из них, махнув Матвею рукой.- Ищи!
И сумасшедший скоростной бег возобновился с новой силой...
- Панцуй! - кричал Матвей, меряя гигантскими шагами землю. -Где? Там.
-Тантаза. Не годится... Ищи дальше. - Панцуй! -Где?
- Прямо передо мной. - Упие! Стой..
Небольшая задержка. Корень извлекается из земли. И - опять: - Ищи!.. Панцуй! - Тантаза. - Панцуй! - Тантаза. - Панцуй!
- Липие! Стой... Да, это липие. Настоящий липие. Задержка. И - снова: - Панцуй!
-Тантаза.,. Тантаза... Тантаза... Еще один липие! Стой.
Ущелье давным-давно осталось за спиной. Неутомимые бегуны неслись теперь по склонам сопок - по северным их склонам, где только и водится женьшень. - Панцуй! - Тантаза... Ищи дальше!
Ночь близилась к рассвету. На востоке слабо зарозовел небосклон.
Три леших, возглавляемые Матвеем Стародубцевым, выбежали друг за другом в затылок на поляну, с которой начали свою долгую пробежку по тайге. Костер на поляне давно прогорел. Его остывающие угли едва светились в неверном предрассветном полумраке.
И к Матвею в ту же секунду вернулось нормальное человеческое зрение. Он потерял способность видеть в ночи почти с той же зоркостью, что и днем.