Я сразу же стала думать о наречиях и сочетательных союзах, выражающих разрыв во времени (вдруг, внезапно), противопоставление (с недавних пор, в противовес, напротив, между тем) или уступку (хотя, даже если, все-таки). Я запретила себе отвлекаться, сосредоточилась только на этом, стараясь выстроить части речи по порядку и пронумеровать. Я не могла говорить, совсем не могла, вокруг меня кружились и расплывались стены, вещи, свет от лампы.
Я поняла вдруг, что грамматика предсказывает все: разрывы, разочарования — в общем, катаклизмы.
37
Бессонными ночами, как правило, тревога усиливается, неприятности кажутся неразрешимыми, тянутся часы, и грядущее завтра становится все безнадежнее, мрачнее, мы уверены, что случится самое худшее, и ничего нельзя поделать, и никакого шанса на спасение. Бессонница — это плата за богатое воображение. Мне хорошо знакомы эти черные пустые часы. Утром просыпаешься разбитой, с мрачным осадком от пережитых в воображении катастроф, но наступающий день отвлекает тебя, ты встаешь, умываешься и говоришь себе — ничего, все будет хорошо. Но иногда не удается отделаться от тревоги, и прошедшая ночь открывает тебе простую истину — время проходит, и все меняется, все уже изменилось, и ничто уже не будет как прежде.
Вернулась Но на рассвете, я дремала, оставив дверь в свою спальню открытой, чтобы не пропустить ее приход. Я услышала, как осторожно поворачивается ключ в двери, совсем тихий звук, проникший сначала в мой сон — мне снилась мама, она стояла в моей комнате, на ней была ночная рубашка, которую она надевала в роддоме, когда родилась Таис, с глубоким вырезом спереди, мама была босиком, и ее голые ноги белели в темноте, тут я резко проснулась, соскочила с кровати и ощупью выскользнула в коридор. В приоткрытую дверь я видела, как Но у себя в комнате скидывает обувь, потом падает на кровать, даже не раздевшись, не сняв джинсы. Послышались приглушенные всхлипывания, полные ярости и беспомощности, звук одновременно резкий и хриплый, невыносимый, звук, который можно издавать только наедине с самим собой. И поскольку Но думала, что она одна, я поспешила уйти, осторожно, на цыпочках. Стоя за дверью своей спальни, дрожа от холода, стараясь не шевелиться, я видела, как к Но прошел отец, слышала его голос, он говорил долго, не меньше часа, — твердо, но слишком тихо, чтобы разобрать хоть что-то, Но отвечала еще тише.
Я поднялась рано, Но еще спала. Сегодня во второй половине дня у нее была назначена встреча с сотрудницей социальной службы, она записала это недели за две на доске, что висит у нас над холодильником. Сегодня у нее выходной. На кухне я застала отца, он пил кофе, я налила себе молока, насыпала хлопьев, уселась напротив него, оглянулась по сторонам. Не самый удачный момент, чтобы продолжить сравнительный анализ впитывательных качеств губок разных марок, да и испытания прочности ручек кухонного шкафа могут подождать. Сейчас надо было спасать тех, кого еще можно спасти.
Отец нагнулся ко мне:
— Ты что-нибудь знаешь, Лу?
— Нет.
— Ты слышала, как она вернулась?
— Да.
— Пустые бутылки — это в первый раз?
— Да.
— У нее неприятности на работе?
— Да.
— Она с тобой говорила?
— Почти нет, так, чуть-чуть.
Бывают такие дни, когда понимаешь, что лучше молчать, не то слова заведут тебя куда-нибудь не туда и заставят открыть вещи, о которых лучше бы никому не знать.
— Она продолжает работать?
— Думаю, да.
— Знаешь, Лу, если все пойдет наперекосяк, если Но не будет соблюдать правила нашей жизни, если мама и я, если мы сочтем, что это соседство опасно для тебя, она не сможет остаться. Ночью я ей об этом сказал.
— Ты понимаешь меня?
— Да.
Время шло, Но не вставала, а ведь у нее сегодня встреча в социальной службе. Я видела, с каким выражением посматривает на часы отец, вот-вот он скажет: видишь, она не держит слова, на нее нельзя рассчитывать. Я поднялась, сказала, что разбужу ее, что она меня об этом просила.
Подойдя к ее кровати, я почувствовала этот запах, его невозможно определить, то ли спиртное, то ли лекарства, невольно я наступала на ее вещи, они были повсюду на полу. Когда глаза немного привыкли к сумраку, я увидела, что Но спит, завернувшись в покрывало. Я потрясла ее за плечо, сначала слегка, потом сильнее, понадобилось немало времени, чтобы она наконец открыла глаза.
Я помогла ей сменить футболку, найти свитер, услышала, как хлопнул входной дверью отец. Потом я вернулась на кухню приготовить кофе. Впереди был целый день. Я с удовольствием позвонила бы Лукасу, но он уехал на все каникулы к бабушке.
Когда Но все же показалась из комнаты, назначенное время встречи прошло. Я взяла тряпку и стерла надпись с доски, включила радио, чтобы не оставаться в гробовой тишине. Закрывшись в ванной, Но оставалась там часа два, до нас не доносилось ни звука, лишь изредка всплеск воды. Мама не выдержала и постучала, спросила, все ли в порядке.
Днем я снова зашла в комнату к Но, попробовала с ней заговорить, но казалось, что она меня не слышит, мне хотелось хорошенько встряхнуть ее, но вместо этого я молча сидела рядом. Ее взгляд был совершенно пустым.
Я вспоминала мамин взгляд после смерти Таис, как она смотрела на предметы, на людей, ничего на самом деле не видя. Мертвый взгляд. Я думала обо всех мертвых взглядах в мире, которых — тысячи, без блеска, без искры, непроницаемые взгляды, в которых, как в зеркале, отражается вся сложность бытия, наполненного звуками и изображениями, но остающегося плоским и жалким.
38
У Но изменился распорядок, теперь она работает по ночам. До двух часов она стоит за стойкой бара, потом дежурит до утра, чтобы открыть двери первым клиентам. Ей теперь больше платят. Дают чаевые. Вот уже неделю отец встречается с ней в подъезде, уходя на работу, часто он помогает ей подняться в квартиру, она фазу падает в кровать, не раздеваясь. Однажды он нашел ее на полу в подъезде, у нее были разорваны колготки и в кровь ободраны колени, он на руках внес ее в дом, сунул головой под душ, потом уложил спать.
Целыми днями она спит. Отец говорит, что она пьет и принимает наркотики. Он дозвонился до социальной службы, но они ничего не могут сделать, пока Но не придет к ним сама. Как-то вечером я застала родителей на кухне, в пылу спора, который сразу же прервался при моем появлении. Они молча ждали, пока я выйду, чтобы продолжить разговор. Как бы мне хотелось спрятать один-два микрофона под кухонными полотенцами!
У меня не выходит насладиться каникулами, гулять и все такое. Дни напролет я сижу дома, смотрю телевизор, листаю журналы и постоянно прислушиваюсь к шорохам в спальне Но, жду, когда она проснется. Она больше не заходит ко мне, а когда я по вечером стучусь к ней, то всегда застаю ее в одной и той же позе — она лежит на кровати, свернувшись калачиком. Мама пыталась выведать, что случилось, задавала вопросы, в ответ Но только опускает глаза — как раньше. Она не выходит больше ни на кухню, ни в гостиную, пользуется ванной, когда уверена, что никого там не застанет. Вечерами она ужинает с нами, перед тем как уйти на работу. Та же комната, что и месяц назад, то же освещение, те же места, жесты, лица. Глядя сверху, можно ошибиться датами, но в горизонтальном измерении видно, насколько все иначе, атмосфера изменилась, стала тяжелой.