- Новая песенка на красивой голубой бумаге? - радовался Главный Редактор. - Поздравляю вас, господин Алоиз. Я ведь знаю, что это вы ее написали.
- У Леокадии нет очков, - объяснял Алоиз. - Но песенки сочиняет она.
- Реклама, реклама, дорогой Алоиз, - говорил Главный Редактор. - Я в это не верю. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы обыкновенный крылатый конь что-то сочинял.
Но каждый раз помещал новую песенку в специальной рубрике под названием "ИЗ ТАЙНИКА ЛЕОКАДИИ".
- Это не мой тайник, где спрятана РАДОСТЬ, - говорила Леокадия. Это тайник, в котором хранится ПРИНУЖДЕНИЕ: ведь я сочиняю из-под палки.
Но в один июльский день тайник Леокадии оказался хранилищем не только палки, а куда больших НЕПРИЯТНОСТЕЙ. Потому что о новой песенке Леокадии какой-то критик написал: "Не слишком ли много травы?"
В моем укромном тайнике
Всегда растет ромашка,
Там целый день цветет сирень,
И мята там и кашка...
Туда от всех я ухожу
И все гляжу, гляжу, гляжу...
- Он должен был просто написать, что не любит траву, - сказала Леокадия. - Ведь мне же нет дела до его бифштексов.
Шло лето. На Шестиконном сквере становилось все жарче, Алоиз и Леокадия целыми днями загорали. Алоиз совсем почернел, а Леокадия наоборот выгорела, но все равно казалась всем очень красивой, ведь стихи ее теперь печатали в "Стихотворной газете". Дети, жившие по соседству, разъехались куда-то, но Леокадию теперь навещали дети с других улиц и даже из других городов. Они приезжали, чтобы поглядеть на Леокадию.
- Я знаю, тебе очень хочется на мне прокатиться, - говорила она Алоизу. - Но я не для того печатаю мои песенки, чтобы на мне ездили верхом и держались за мои перья. Это просто НЕПРИЛИЧНО.
Она теперь частенько задумывалась над тем, что прилично, а что неприлично.
- Я должна научиться этому самому заграничному - как его? ОРЕВУАРУ, - сказала она, - чтобы знать как обстоит дело с этими приличиями.
- Я буду тебя учить тому, чему учил меня один старый извозчик, предложил Алоиз. - Только думай над тем, что я говорю.
Леокадия принялась жевать из торбы овес, купленный за проданные песенки, а тем временем Алоиз прочел ей небольшую лекцию.
- Во-первых, никогда не говори: "Ах рвань хомутная!" или "Клянусь оглоблей, я падаю!"
- Клянусь оглоблей, я падаю! - воскликнула в испуге Леокадия.
- Во-вторых, не езди окольными путями.
- Как жаль, - снова прервала его Леокадия. - Я так люблю летать вокруг да около.
- И в-третьих - уважай лошадь.
- Ну, тогда пошли в кафе, - потребовала Леокадия. - Лошадь хочет пить.
И они отправились в золотисто-коричневое кафе.
Но тут, перед самым кафе, Леокадия вдруг увидела нечто такое, отчего сразу забыла про мороженое со взбитыми сливками.
- Сережки! - закричала она. - Вербные сережки... Снег как талое мороженое...
- Что ты несешь, Леокадия? И снег тает, и сережки бывают в МАРТЕ, а теперь ИЮЛЬ. И как могло растаять мороженое, раз оно еще не заказано?
Но они так и не заказали мороженое, потому что вдали, на другой стороне Миндальной аллеи, на углу улицы Пегаса, увидели корзины с синими васильками и белыми ромашками, а из-за этих сине-белых корзин выглянуло румяное лицо Цветочницы.
- Видишь? - обратилась к ней Леокадия. - ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Скажи только, какое ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ за тем, которое уже ПОСЛЕДОВАЛО? Буду ли я и дальше писать стихи?
Но в ответ Цветочница запела:
А вот василечки, а вот васильки.
Собраны в поле у синей реки,
В поле - на воле, за темным лесом.
А ну, налетай, поэтесса!
- А я вовсе никакая не Поэтесса, - возразила Леокадия. - Сама знаешь, что мне пришлось торговать стихами из-за крыльев. Придумай мне какое-нибудь ПРОДОЛЖЕНИЕ. Что меня еще ждет?
- ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, - ответила Цветочница. - Ты придумаешь его сама. А если бы у тебя не получилось...
- Тогда что? - воскликнула Леокадия.
Ромашки, ромашки,
Полевые, луговые
Покупайте,
Налетайте!..
И поскольку Цветочница ничего больше не сказала, Алоиз купил двадцать пять букетов ромашек и три букета васильков.
- Васильки очень жесткие, - пробормотала Леокадия. - А ромашки горькие.
- Разве красивое и вкусное это не одно и то же, Леокадия? спросил Алоиз.
- Не знаю, - растерялась Леокадия. - С тех пор, как я стала сочинять песни все изменилось.
Раньше дождик был дождем, а теперь хоть тресни,
Должен стать дождливым словом в песне.
Раньше дождик просто падал или шел,
А теперь ему должно быть в строчке хорошо.
Даже грусть, когда она приходит к нам с дождями,
Стать должна дождливо-грустными стихами.
А туман, что стелется над полем
Станет только песенкой - не боле.
- А знаешь, что я придумал, Леокадия? - сказал Алоиз. - Ты вовсе не обязана сочинять.
Леокадия остановилась посреди Миндальной аллеи как вкопанная.
- Как это я сама об этом не догадалась?
ЛЕОКАДИЯ И ВЫСОКАЯ ЧЕСТЬ
- Леокадия? - спросил Незнакомый Господин.
Он сидел на скамейке на Шестиконном сквере, словно бы поджидая Леокадию.
- И Алоиз, - отозвалась Леокадия. - Мы теперь с ним опять равны, потому что я не пишу больше стихов.
- Этого не может быть! - воскликнул Господин. - Вы просто обязаны. Особенно теперь, когда вам выпала такая честь.
- А откуда она выпала? - спросила Леокадия. - Она меня не раздавит? У меня ведь такие нежные перья.
- Вот-вот. Как раз о том и речь. Наш Президент восхищен вашим изящным пером. Вечером в воскресенье он дает в вашу честь БАНКЕТ.
- БАНКНОТ? - переспросила Леокадия. - Это ведь деньги, правда? Ну что же, я очень рада, что он мне их дает. Я ведь больше не сочиняю!
- И все же вы ДОЛЖНЫ пойти в воскресенье на прием, а то Президент обидится. И будут неприятности.
- Я не люблю никому доставлять неприятностей. А тем более Президенту. Я видела его снимок. Он сфотографировался вместе с жеребятами. Непременно приду.
В воскресное утро шел дождь и Леокадия могла вволю побултыхаться и поплескаться в ручьях и лужах. Но Алоиз вымок с головы до ног и, съежившись, сидел на скамейке рядом с нахохлившимися воробьями.
- Люблю дождь, - рассуждала Леокадия. - Когда я ничего НЕ ОБЯЗАНА сочинять, я его люблю.
- Потому что у тебя нет воротника, - пробурчал Алоиз.
- Отпусти себе гриву, Алоиз. Или поверни голову задом наперед и заслони воротник бородой.
- А мне так и так придется ее сбрить. Не пойду же я на прием к Президенту небритый.
- Не трогай бороду! - испугалась Леокадия. - У Президента мы будем один вечер, а борода отрастает три месяца.
- Твоя правда, Леокадия! - обрадовался Алоиз. - Уж лучше я никуда не пойду.
В этот вечер в честь Президента на улицах горел двойной свет каждый фонарь отражался в своей луже.
Перед особняком Президента, возле Тенистого парка, паслось целое стадо черных лимузинов и Леокадия немного пожалела, что в свое время не вышла на беговую дорожку, как ей предлагал водитель. Тогда бы Алоиз доставил ее сюда на такси. Но она подумала, что едва ли Президент пригласил бы на прием скаковую лошадь.
- Добрый вечер! - раскланялся дежурный у входа. - Имею ли я честь видеть...
- Да, да, имеете, - не дала ему докончить Леокадия. - Это я.
И через открытую балконную дверь впорхнула прямо в ярко освещенный зал на втором этаже.