Наконец под крышей! Пусть бушует над головой тропический ливень. Здесь так светло, сухо! Так манят бамбуковые лежанки. Растянуться во весь рост, отдаться долгожданному отдыху.
Едва успели мы сменить мокрую одежду, как в хижину вошли двое людей. Нас поздравили с благополучным прибытием члены Центрального комитета партии трудящихся товарищ То Хыу — заместитель министра информации и пропаганды, выдающийся революционный поэт Вьетнама, и товарищ Хуан Тун — ответственный редактор газеты «Народ», органа Центрального комитета партии. За накрытым столом завязалась увлекательная беседа, которой, казалось, не будет конца. Вопросы сыпались с обеих сторон. Нужно было обо многом спросить, сказать друг другу самое важное, узнать самое необходимое. Каждые несколько минут они говорили:
— Спать немедленно! Нам приказано немедленно вас уложить отдыхать…
То Хыу — человек маленького роста, похожий телосложением на подростка. Ему тридцать четыре года. С пятнадцати лет он ушел в революционное движение, а девятнадцатилетним юношей уже был приговорен к каторжным работам. Его заключили в каторжную тюрьму, пользующуюся самой тяжелой репутацией, расположенную на границе между Патет Лао и Центральным Вьетнамом. Через пять лет ему удалось оттуда бежать. Стихи, написанные То Хыу в тюрьме, в рукописях расходились по стране. Он стал любимым певцом народа, борющегося за свободу. Накануне августовской революции 1945 года он руководил повстанческим комитетом в Гуэ.
В годы войны ему не хватало времени для писания стихов и поэм, но он перевел несколько стихов советских поэтов. Он рассказывает:
— В 1947 году наши войска и партизаны вели ожесточенные бои на Светлой реке и на горных перевалах. Люди уходили из родных сел и городов, превращенных врагом в выжженные зоны. Я нашел однажды вечером советскую книгу «Советские девушки» и там прочел переведенное Люкэттом на французский язык стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Оно взволновало мое сердце. Я видел моих сестер, перенесших неимоверные страдания, думающих о своих близких и любимых, сражающихся на фронте. Всю ночь до рассвета я переводил стихотворение. Хотите я вам прочту его?
Вьетнамцы читают стихи нараспев, как песню. Он тихо пел, и его мелодичная напевная речь была похожа на орлиный клекот. Потом он прочел переведенное им стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…»
— Я нашел его в другой книге, название которой не помню, — сказал он. — Это было осенью 1949 года. Я перевел это стихотворение, вложив в перевод собственные чувства любви к моей испепеленной врагом земле.
Он прочел и это стихотворение. Трогательны были в певучей вьетнамской речи мягко произносимые русские «Алеша», «Смоленщина…»
— Спать, товарищи, немедленно спать!..
Но сон не гнел. Уже несколько раз договаривались: «Еще двадцать минут и тогда…» Проходили новые двадцать минут, а беседа не кончалась.
Проснувшись в шесть часов утра, я осмотрелся. Поселок ЦК — около двадцати бамбуковых хижин — предстал теперь передо мной освещенным пробивающимися через густую листву стрельчатыми лучами восходящего солнца. В поселке уже начался деловой день. Слышен был стук пишущих машинок. Тихий перезвон телефонных аппаратов. Сюда доносился шум горной реки, протекавшей где-то поблизости. Некоторые сотрудники ЦК шли с купанья с полотенцами через плечо. Кое-кто с мисочками и бамбуковыми палочками шел в столовую. Другие деловой походкой проходили по тропинкам, протоптанным от одной хижины к другой с бумагами в руках, сидели, углубившись в занятия, на своих рабочих местах.
Вьетнамский домик или хижину, такую, как эта в поселке, собственно говоря, трудно назвать домом. Скорое, это терраса с земляным полом, огражденная с четырех сторон барьером из плетеного бамбука. Крыша из пальмовых листьев. Никаких окон, дверей. В огражденной барьером «комнате» две-три бамбуковых лежанки, два бамбуковых стола. Вот и все. В таких хижинах и в джунглях — Центральный комитет Партии трудящихся Вьетнама, министерства, государственные учреждения. Сотрудники этих учреждений одинаково одеты: крестьянский костюм — рубашка из коричневой ткани с широким воротом на груди, с белыми пуговками. Из этой же ткани широкие штаны. На ногах — сандалии, сделанные из автомобильных покрышек. Эту обувь можно считать одним из величайших изобретений сражающегося вьетнамского народа. Сандалии удобны и прочны. Если вспомнить, что толстая покрышка рассчитана на тяжесть пятитонного автомобиля, то обувь эту практически можно считать вечной. В таких сандалиях легко переходить вброд реку — выйдя на другой берег, лишь тряхнешь ногой, чтобы выбросить застрявший под подошвой камушек, и дальше в путь. Резиновые сандалии — обувь миллионов вьетнамцев в годы войны.