Здесь, в Лиховом, был командный пункт съемок, производимых в боях под Москвой, а впоследствии студия в Лиховом стала штабом всей фронтовой кинохроники. Сюда приезжали операторы со всех фронтов — привозили снятый материал. Когда немцы оказались на подступах к Москве, мы жили здесь на казарменном положении. Отсюда выезжали на съемки, до переднего края было рукой подать.
Встречи с приезжими товарищами в подвале Лихова переулка были мимолетны, но памятны. Здесь узнавали — тот погиб, этого веселого балагура никогда больше не увидим, сложил голову на Южном фронте, иные не вернулись из окружения.
В большой комнате, где сейчас аналитическая лаборатория, мы жили. Стояла там и моя койка. Кое-что я принес сюда из моей нетопленной квартиры на Полянке: какой-то коврик, несколько фотографий сынишки, жены. Рядом стояли койки Романа Григорьева, который тогда руководил фронтовой кинохроникой, звукооператора Халушакова, моего друга, с которым мы вдоволь пошатались по разным широтам.
Обычно фронтовые операторы задерживались на студии не более суток. Сдать пленку в проявку, провести ночь в этом уюте, созданном в студийном подвале, встретиться с товарищами. Всегда находилась чарка водки, а то и спирт, который научились пить, не разбавляя, а иногда наспех перекусывали в столовой, что была здесь же, и опять уезжали.
* * *
В эти трудные дни улицы были занесены сугробами снега, кое-где стояли милиционеры с противогазами у пояса, с винтовками через плечо. Ночью гудели сирены воздушной тревоги, грохотали зенитки, шарили по небу прожекторы.
Немцы были под Москвой. Свойственное кинохроникеру ощущение неповторимости этих дней вызывало потребность снимать как можно больше. В те дни Москву снимали операторы Иван Иванович Беляков, Борис Макасеев, Марк Трояновский, Виктор Штатланд, Алексей Лебедев, Мария Сухова. Я часами ездил по городу и снимал, снимал, снимал.
Мне дороги некоторые кадры, которые тогда снял. На крыше гостиницы «Москва» силуэт бойца-зенитчика, с биноклем, на фоне Кремля. Другой кадр — конный патруль, двое всадников с винтовками за спиной, медленно проезжал вдоль кремлевской стены, сверху донизу покрытой изморозью. Снял танки, идущие по Ленинградскому шоссе, воинские части, проходившие по улицам Москвы. И еще множество репортажных зарисовок.
Регулярно стал выходить киножурнал «На защиту родной Москвы». Делались эти выпуски силами киногруппы Западного фронта. Работа над ними особенно активизировалась, когда началось наше контрнаступление под Москвой.
Наступление на Москву гитлеровцы возобновили 15–16 ноября. Кодовое название — «Тайфун». Командующий группой армий «Центр» гитлеровский фельдмаршал фон Бок поставил своим войскам задачу быстрого прорыва к Москве танковыми соединениями. Гитлер утвердил план захвата Москвы. «В ближайшее время, любой ценой покончить с Москвой», — приказал он. Капитуляция Москвы по замыслу фюрера исключалась. Город должен быть разрушен до основания, население уничтожено голодом и операциями учрежденной для этого «зондеркоманды Москау».
Ноябрьское наступление немцев началось из района Волоколамска в направлении Истры и на Клин. Туда были брошены отборные дивизии, сотни танков и самолетов. «Не дать русским опомниться, сломить их оборону и молниеносно прорваться на улицы Москвы!» Одним словом, «Тайфун»…
Меня прикомандировали к 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. В одной из ее дивизий снимал и оператор Г. Бобров.
…Особенно тяжелыми были бои в районе станции Крюково. Здесь мне дважды пришлось встретиться с генералом Рокоссовским. Он в эти дни был явно встревожен, говорил тихим голосом, обдумывая слова. Помню, он сказал: «Если двое суток не продержимся — будет плохо». Я не стал переспрашивать, что означает «плохо». За спиной у армии была Москва.
* * *
Три десятилетия прошло с той поры. Земля содрогалась от тяжелых взрывов, от лязга гусениц, холмы и поля Подмосковья — любимые места лыжных прогулок молодежи — были изрыты черными воронками. Стояли лютые морозы, пар от дыхания превращался в иней. Песчинкой, гонимой ураганом гигантской битвы, кажется сейчас человек, отогревающий на груди замерзавшую кинокамеру, пытавшийся сохранить для будущего образ упрямого в бою, смертельно усталого, охрипшего и оглохшего от канонады защитника Москвы. Командарм, комдив, командующий фронтом представляли себе панораму грандиозной битвы во всей ее широте, а у человека с кинокамерой в поле зрения — одно пулеметное гнездо, поредевший взвод или орудийный расчет, ожесточенно ведущий огонь по врагу, наступающему из-за синеющего вдали леса, кровь на снегу, окаменевший взгляд мертвого солдата, устремленный в холодное мглистое небо…