Соскользнув с подлокотника, встает рядом с Йохеном, поправляет волосы.
Йохен берет ее за руку. Все забудется, говорит он.
Венцель поднимает со стола бутылку, глядит на свет: проверяет, сколько осталось.
Хотите? — спрашивает он молодую женщину, которая пришла за ним. Та отрицательно мотает головой, и он наливает одному себе.
Светает, говорит Лена, отходит к окну. Можно закрыть? — спрашивает она, обернувшись к Ирине Шульц.
В комнате стало свежо.
Закрывайте, отвечает Ирина Шульц, и так уже пора.
Звонит телефон, она идет к аппарату, снимает трубку.
Да, мы готовы.
Йохен и Лена неподвижно глядят на Венцеля.
Ирина Шульц зажигает верхний свет, направляется к Венцелю. Нам пора, говорит она.
Иди сюда, Лена. Венцель тянется к жене. Она подходит ближе, послушно садится на кушетку.
Мне страшно, шепчет он ей на ухо.
Поверх ее плеча ему видны Йохен и Ирина Шульц: стоя друг возле друга, оба смотрят на него.
Не надо бояться, слышит он. Вы обретете покой и счастье.
Но я и без того счастлив, протестует Венцель. Мы с Леной… у нас было все, что нужно для жизни.
От тебя не было толку в производстве, замечает его брат Йохен. Ты не справлялся.
Он чувствует, как Лена высвобождается из его объятий, как Ирина Шульц берет его за руку и ведет за собой.
Идемте, говорит она, я расскажу вам, как это происходит. Отсосы работают мягко, вода в стирающих форсунках в меру горячая, пенистым шампунем можно бы вымыть голову, а в сушилке уютно и тепло, об удушливом зное даже речи нет.
Он видит Лену, она стоит рядом с Йохеном, сцепив руки, сгорбившись. Йохен обнимает ее за плечи.
Но я не хочу! — кричит Венцель, вырывает у женщины руку, бежит назад к столу, хватает бутылку, швыряет ее в окно, слышит звон стекла.
Голос Ирины Шульц мягок и приятен: Дайте мне ключи от машины. Думаю, вам нельзя сейчас садиться за руль.
Они у него в кармане пальто, говорит Лена. Йохен убирает руку с ее плеча, идет в переднюю, приносит Венцелево пальто. Лезет в карман, вынимает ключи и подает Ирине Шульц.
Она улыбается Венцелю: Идемте.
Может, это и вправду не так уж плохо! — восклицает Венцель.
Это плохо? — спрашивает Лена.
Ирина Шульц по-прежнему терпеливо мотает головой. Я ведь сказала.
Венцель покорно шагает к двери. Ирина Шульц держит его под руку, Лена и Йохен идут следом. Ирина Шульц пропускает Венцеля вперед, на лестницу.
Не бойся, говорит Йохен, о Лене я позабочусь.
Они стоят на пороге, Венцель смотрит на них, переводит взгляд на лестницу, делает несколько шагов вниз по ступенькам, затем слышит голос Лены: А что будет со мной?
Ирина Шульц оборачивается. Мы незамедлительно вышлем вам справку о вдовстве. Эта промывочная фабрика — скоростная. Следом за Венцелем она спускается вниз.
© Deutsche Verlags-Anstalt GmbH, Stuttgart, 1976
Кукольное личико
Перевод Н. Федоровой
Мартин нашел ее слишком поздно. В последнюю минуту она, видимо, пыталась позвать на помощь. Снятая с аппарата трубка качалась на шнуре. Ингрид ничком лежала на ковре и дышала так слабо, что Вольфгангов брат подумал: уже умерла.
Он вызвал «скорую помощь» и полицию. Но в больнице для Ингрид тоже ничего сделать не смогли. Не приходя в сознание, она скончалась вскоре после того, как ее доставили в отделение интенсивной терапии.
Смерть ее была нелегкой. От чрезмерной дозы наркотика умирают в мучениях.
Прежде чем потерять сознание, она, видимо, на секунду отчетливо поняла, что нуждается в помощи.
До этого Ингрид ни разу помощи не просила. Никто знать не знал, что она колет себе героин. Все думали, что живет она хорошо, безропотно дожидаясь, когда Вольфганг выйдет из тюрьмы.
О своих трудностях она даже не заикалась. А от депрессий домашний врач прописал ей валиум.
Больше года Ингрид раз в месяц ездила в Штраубинг на свидание с Вольфгангом. Она часто о нем говорила, и всем было ясно, что она от него не откажется. Никто словно и не замечал, что после ареста Вольфганга она сильно похудела (мертвая, Ингрид весила всего-навсего девяносто фунтов).
Только с ее смертью родня испуганно зашевелилась.
Ей надо было выговориться.
Что ж она Вольфгангову брату ни слова не сказала? Он же был ей ближайшим другом.
Разбирая оставшиеся после Ингрид вещи, Мартин наткнулся на дневниковые записи. Разрозненные листы почтовой бумаги, исписанные круглым детским почерком. Почерк воскресил в памяти ее правильное кукольное личико и светлые волосы, которые она каждый месяц подкрашивала, чтобы сохранить тот цвет, какой у них был в детстве.