На скорый ответ не рассчитывай. Им спешить некуда.
Он предложил мне съездить на озеро с его женой и детьми. Лето в разгаре.
Не представляю себе, чтоб я сидела на берегу, ныряла, плавала.
Мама стала меня уговаривать.
Нет, сказала я, это невозможно.
Нарочно не спросила сегодня Мартина о Вольфганге.
Голос у мамы по-прежнему очень ласковый.
Вторник, 23 июля
Вольфганг прислал письмо. Я его не распечатываю. Боюсь.
Пятница, 26 июля
Сегодня от Вольфганга опять пришло письмо. Не распечатывая, положила вместе с первым.
Мама все знает, но молчит. Один только раз вечером она сердито воскликнула: Что он с тобой сделал!
Мне стало жаль себя, а слез не было.
Мама говорить о Вольфганге не желает.
В понедельник выхожу на работу.
Такая пустота.
Понедельник, 29 июля
Будто сквозь строй прогнали. Все всё знают. В упор меня разглядывали, и если б только это!
За моим столом сидела новенькая.
Мы ведь не могли отложить вашу работу, объяснил шеф.
Вы долго болели.
И он послал меня в экспедицию: Пока не поправитесь окончательно. В такой ситуации вас нельзя перегружать.
Я бы не задумываясь подала на развод, сказала одна из сотрудниц постарше.
Девушка, которая раньше сидела напротив меня, спросила: Ты ведь разведешься, да?
Этот инцидент — достаточное основание для развода, они узнавали.
Ничего сложного, говорили они. Вольфгангу, вероятно, не разрешат даже появиться на бракоразводном процессе.
Слушая эти разговоры, я печатаю в экспедиции реестры.
От Вольфганга пришло третье письмо, читать его я не хочу.
Четверг, 1 августа
Прислали разрешение на свидание. Звонил Вольфгангов брат. Считает, что мне надо связаться с адвокатом.
Когда ты поедешь к Вольфгангу? — поинтересовался он.
Я ответила, что пока не решила.
Помолчав, он чуть ли не боязливо спросил: Ты ведь не бросишь его в беде?
А зачем же он это сделал? Просто в голове не укладывается. Такая пустота внутри, понимаешь? Все будто выгорело дотла.
Ты нужна ему, сказал его брат.
Суббота, 10 августа
Я все-таки поехала. Потому что не знала, какое принять решение. И это меня доконало. Сущий кошмар.
Мне велели сдать паспорт и сумку и пройти «просвечивание». Затем, в поисках комнаты для посетителей, я поспешила за другими женщинами.
Четверть часа, думала я, это ведь недолго.
Комната, где собрались посетители, была переполнена, и нас вызывали, как у зубного. Прислонясь к стене, я ждала, когда освободится стул, потом ждала своей очереди. На часы я не смотрела, но, вернувшись от Вольфганга, обнаружила, что пробыла в тюрьме два часа. Чиновник выкрикнул мое имя. Вместе с еще двумя женщинами я прошла в комнату свиданий. Искала среди чужих лицо Вольфганга. Страшно — вдруг я забыла его? Кругом людские голоса. Шумно.
Полицейского возле второй двери я заметила, только когда ввели Вольфганга. Он сразу меня увидал. А я не решилась пойти ему навстречу. Мы пожали друг другу руки, словно встретились впервые.
Четверть часа — это недолго, надеялась я.
Мы спросили друг друга, как дела. Сели за один из небольших столов. Вольфганг здорово похудел.
Тебе хватает еды? — спросила я.
И не спросила: Зачем ты это сделал?
Я боялась, что он до меня дотронется.
Я вышла на работу, сказала я ему.
Ты получила мои письма? — спросил он.
Получила.
Трудно разговаривать. Чужие голоса и лица смущают меня. Не зная, что сказать, я ждала, когда наконец пройдут эти пятнадцать минут.
Вольфганг потянулся ко мне рукой. Потянулся через деревянную столешницу, скользнул пальцами по тем местам, где лак облупился и кто-то из наших предшественников вырезал всякие буквы и знаки.
Я не решилась отпрянуть и почувствовала, что ладонь у него влажная от пота.
Он произнес мое имя и заплакал.
Воскресенье, 11 августа
Как бы я хотела снова вернуть защищенность и покой прежних дней! Печали своей я не стыжусь.
Я прочитала его письма. Теперь я уже не могу сидеть сложа руки, не могу прятаться. По-моему, это было бы предательство, и много ли ребячливости в желании достать звезды?
Это касается лишь нас двоих.
Чего проще — задним числом сообразить, как нам можно было поступить. Налет на банк — это своего рода мечта об острове, где жизнь свободна от мелких будничных невзгод.
Я скучаю по Вольфгангову пропотевшему свитеру, и боль эта благотворна.